Не запирайте вашу дверь
Шрифт:
— Идти можешь?
— Попробую, — пообещала я и двинулась вперед, слегка прихрамывая.
Подруга из сострадания медленно шла рядом, поддерживая меня под руку, хотя мне казалось, что она готова подпрыгивать от нетерпения и сдерживается с трудом.
Когда мы подошли к могиле Ираиды Афанасьевны, то оказалось, что ее уже засыпали. К нам бросилась слегка ошалевшая Люська.
— Ну что? — обратилась к ней Вика. — Успела?
— Вы где были? — накинулась Люська на нас. В ответ я продемонстрировала разбитое колено.
— Прибежала я к концу Тамаркиной речи, — начала
— О чем? — настойчиво поинтересовалась я, потому что Люська замолчала. — О чем говорили?
Вся процессия двинулась в обратный путь, а мы, как обычно, отстали: хотелось поговорить без свидетелей, поэтому я демонстративно прихрамывала.
— Понимаете, после ее смерти выяснилось, что кто-то чего-то не знает. Вернее, оказалось, что никто ничего не знает. И никому не известно, где это искать. Что именно, я не поняла. И, судя по лицам при этом присутствовавших, не одна я такая бестолковая.
— Может, это клад? — предположила я. — Мать Сени что-то говорила про клад.
— Должно быть, это завещание, — не согласилась со мной обладавшая большей практичностью Вика. — Бабушкино имущество надо разделить, а где лежит завещание, она не сказала.
— А клад? — упорствовала я. — Должен быть и клад! Это же так интересно!
— Возможно, конечно, что она свои драгоценности тоже куда-то спрятала, если они у нее были, — скептически произнесла Вика. Выражение ее лица говорило о том, что уступила она лишь из уважения к моей персоне, а вовсе не из здравого смысла. — Из-за них тоже можно подраться, но завещание важнее.
Немного удрученные всем произошедшим, мы подошли к дому.
— Вик, зачем ты взяла с собой фотографии? — полюбопытствовала я. Мне почему-то захотелось сменить тему разговора. — Это так удачно получилось.
— Гостям хотела показать, — ответила подруга. — Последнюю открытку ему оставила, паразиту!
Снова подъезд со ступеньками в бесконечность… В середине лестницы мои ноги отказались идти, а подол длинной юбки протестующе задрался до колен.
— Поторопись, — окликнула меня сверху Вика. — Может, там уже кого-нибудь убили!
— Кого? Милку или Лёню? — из последних сил спросила я. Идти в квартиру не хотелось — ни ногам, ни голове.
— А вдруг обоих? — заявила Вика. — Придем, а там два трупа…
— Тогда я туда вообще не пойду!
Я словно искала предлог и теперь, найдя, вцепилась в него когтями. И дальше — ни шагу, как будто что-то меня держало. «Да что же это такое?! — обозлилась я на неведомую силу, не пускавшую меня в квартиру. — Может, и не стоит подниматься, но там остались мои вещи».
— Это она из-за Лёни не хочет туда идти! Испугалась его пьяных приставаний! — ехидно прокомментировала Вика. Уж она-то знала, как я обычно реагирую на поддразнивания — поступаю наоборот. Но сейчас странная сила меня от этого удержала.
— Ты чего? — удивилась Люська. — Да такой возможностью надо воспользоваться! Можно Тамарке отомстить, это раз, я заметила, что она тебя невзлюбила. Во-вторых,
Я с предубеждением поморщилась в ответ.
— Юль, ну потерпи немного. Мы за неделю все узнаем!
— Убедили, — буркнула я себе под нос и, стреноженная юбкой, с трудом полезла вверх.
Дверь нам открыл Лёня.
Было видно, что он обрадовался мне, а я… похоже, я обрадовалась ему. Расправив юбку, я с улыбкой оглянулась вокруг, не веря своим глазам. Почему-то в его присутствии старые, выцветшие обои на кухне расцвели нарисованными розами, а стены коридора, покрашенные в цвет забора военной части, стали выглядеть, как живая изгородь.
Вымыв руки, я направилась в столовую и вдруг заметила, что Тамара и Евгения скрылись в комнате с портретом и прикрыли за собой дверь. Уж не о кладе ли они хотели поговорить? Вряд ли — об убийстве. Надо бы пойти послушать, решила я. Но меня опередили.
Откуда-то вынырнул Паша, осторожно приблизился к двери этой комнаты и приложил к ней ухо. Я осталась стоять на месте и издали разглядывала Пашину спину.
— Юль, ты где? — крикнула из столовой Вика. Оказалось, что я простояла в коридоре целую минуту.
Все расселись за столом. На этот раз ели мало, но зато много пили.
Милкины родственницы продолжали поглядывать на меня с неприязнью, хотя на этот раз одета я была «согласно протоколу», да и самой Милке я активно не нравилась, и она тихо фыркала в мою сторону. Сестра жениха Лариса также бросала на меня нерадостные взгляды; зато на Лёню она смотрела очень томно и постоянно ему улыбалась. Но тщетно.
«Ну нет, ребята, — сказала я себе. — Эту тайну мы раскроем до конца! Вы еще пожалеете, что не отнеслись ко мне с должным вниманием!»
Лёню я, конечно, не имела в виду.
С нервным аппетитом я набросилась на салаты, запивая подвернувшимся вином. Около меня оказалась рюмка с водкой, прикрытая куском хлеба, и пустая тарелка, предназначенные душе бабушки. Не особенно церемонясь, я сдвинула эти мешавшие мне предметы в сторону Вики, а она — еще дальше, к Люське.
— Павел, я хочу поблагодарить вас за помощь, — услышала я и подняла голову от тарелки. С рюмкой в руке Тамара произносила речь. — Вы так много сделали для нас сегодня! Я надеюсь, что вы с Людмилой останетесь друзьями! За ваше здоровье!
Они выпили, а я насторожилась. Что такое: она так заботится об интересах племянницы? Или о своих? А какие у нее в этом деле интересы? И, к тому же, хороша забота: в присутствии мужа уговаривает любовника не бросать его жену! Ну и дела!!
Так, еще полтарелки салата, и я смогу здраво рассуждать, подумала я. И положила себе разных салатов — числом целых три. То есть тарелку с верхом. Чувство нервного голода — сильное чувство!
Лишь минут через десять, выпив второй бокал вина, я начала разглядывать присутствующих. Сеня все так же следил за каждым движением жены, она не обращала на него никакою внимания. Паша сидел рассеянный и погруженный в себя. Лёня не сводил с меня взгляда и абсолютно трезво улыбался, а я… я, наверное, иногда улыбалась ему в ответ.