Не жалею, не зову, не плачу...
Шрифт:
таким я никогда бы не заговорил и рядом не сел, а ведь я ему всю подноготную открыл,
доверился, он знает и про моих отца с матерью, и про сестер моих, и про Ветку знает, –
да как я мог с таким отребьем делиться сокровенным! Я сомневался, что он керосинит
в таком масштабе, думал, болтовня обычная лагерная, но сейчас, увидев его лицо, сразу
поверил. А ведь совсем недавно у него были умные, насмешливые глаза, добрые порой,
и улыбка открытая,
успокоить, обнадежить. Здесь у нас он был словно в отпуске. Но пришло время
приступить к исполнению, власть свою утверждать и наращивать. На взгляд вора –
обычное дело, на взгляд врача – острый психоз с помрачением сознания, и надо его
срочно вязать, паковать в смирительную рубашку, иначе будет всем плохо.
«Идут без имени святого, ко всему готовы». Все трое встали передо мной, от них
несло бойней, кровью, костром, нацеленным совокупным злом. Я вмиг ощутил свою
беспомощность, беззащитность – как с Дубаревым, совершенно детское бессилие.
«Здорово, – сказал Волга хрипло, чужим пропитым голосом. – Проводи к Николе
Филатову. Захвати приблуду». Он коротким жестом изобразил мой ящик с
медикаментами.
28
Звание вора в законе Никола Филатов получил гонорис кауза – в порядке
исключения. Он зарезал семерых сук. Двумя ножами. В один приём. Правду нам
рассказал Комсомолец. Филатов никакой не вор, на воле работал на заводе и по
глупости, как соучастник, получил 7 лет. Попал он на лагпункт в Ширу, а там правили
суки. Филатов молодой, необъезженный, истинно рабочий класс, попытался голос
поднять за справедливость, ему вышибли три зуба и расквасили всё, что можно было
расквасить. Когда он снял повязку, не мог себя узнать в зеркале, а Кум сказал: тебе надо
новую фотокарточку приложить к делу. Филатов неделю ходил смурной, другую ходил
смурной, спал плохо, ел плохо, одежда на нем повисла, – нужен был выход. Либо в
петлю, либо постоять за справедливость. Парень он сильный, крупный, и так
получилось, что в жизни его никто не бил, а тут налетела сучня, истоптала всего,
встряхнула ему мозги, и он задумался: а можно ли обижать людей безнаказанно?
Нашел он два ножа, наточил их, в тот же день хорошо поел, в ту же ночь хорошо
выспался и пожаловал к сукам. Семеро главарей сидели в сушилке, играли в карты,
пили водку и закусывали кетой. Никола Филатов без слов, без хитростей прямо от
двери шагнул к ближнему и пыранул его под ребро с правой, а того, кто сидел
напротив, пыранул с левой
уложил наповал, двоих порезал на долгую память, а двое успели выскочить с молитвой
на устах и рванули на вахту, решив, что власть в зоне круто переменилась. Так,
впрочем, оно и вышло, один работяга в считанные секунды избавил лагпункт в семьсот
душ от семерых сук. Надзору полагалось бы Николу представить к ордену или хоть
чуть-чуть срок сократить, поскольку он один навел в лагпункте порядок, чего не могла
сделать сотня полканов, – нет, не сократили, а добавили. Знал ли он, что так обернется?
Конечно, знал, но сил терпеть дальше у него не было, он загнулся бы от обиды и
тоски. Суки на суде рассказывали: когда Филатов их резал, он ревел, и слезы рукавом
смахивал, они ему мешали разглядеть цель. В Малой зоне, между прочим, Никола
заставил Комсомольца прыгнуть в запретку и кричать на вышку: «Открывай огонь!» Об
этом тоже весь лагерь помнил. Из-за пустяка – пришел Комсомолец, видит, играют в
шахматы самодельные из хлебного мякиша, он одним махом смёл их и давай топтать –
не положено в штрафной зоне. А Никола опять в рёв и на Кума тигром. Самое
интересное, думаю я, в том, что если бы Филатов попал в воровской лагерь, и его там
обидели, он бы таким же манером и воров перерезал. Хотя, справедливости ради надо
сказать, что воры так легко на вахту не прыгают. Одним словом, Филатов стал в законе
как потрошитель сук. Между прочим, в законе был доктор Гааз, при царе он уменьшил
вес кандалов с шести фунтов до трёх и делал всякие послабления каторжным, о чем я
впервые услышал не от профессора в медицинском институте, а от Волги: «Будь как
доктор Гааз, ему в Питере бронзовый памятник стоит». Утверждались в законе
представители чисто воровского искусства, именно искусства, прежде всего –
карманники, не бандиты, не налетчики, не насильники, ни в коем случае не хулиганы,
не побирушки. Для вора нет худшего оскорбления, чем назвать его нищебродом, он –
мастер, он – ловчила, но не стопорила. Мошенники тоже бывают в законе, ибо здесь
требуются мастерство, талант, божий дар. В последнее время чистота рядов
нарушилась, так же как и на воле – мало одного таланта, надо, чтобы ты еще проявил
себя и как деятель общественно-политический, загнал в тюрягу или на тот свет
отправил парочку-другую недругов – признание на чужих костях стоит.