Небо над бездной
Шрифт:
Пятки горели, он чувствовал, как вздуваются пузыри. Сбавил шаг, стал прихрамывать, наконец остановился у парапета, закурил. Судя по карте, идти осталось совсем немного. Но каждый шаг был пыткой.
Солнце спряталось, вода в Шпрее показалась мутной и грязной, прямо над головой, на ветке молодой облетевшей липы, хрипло, зло, словно проклиная кого-то, раскаркалась ворона.
«Не кого-то, а меня она проклинает, – подумал Федор, – зачем я вру себе? Угрозы Радека не пустой звук. Если я не позвоню по номеру, который он мне дал, меня убьют. Если позвоню, все равно убьют, либо люди Радека, как
Ворона все каркала. Подняв голову, Федор увидел ее. Черная крупная птица смотрела на него сверху блестящими умными глазами.
«Если сейчас замолчит и улетит, я справлюсь и выживу. Если нет, я погиб», – загадал Федор.
Он изо всех сил тряхнул тонкий ствол, крикнул: «Пошла прочь!»
Ворона сорвалась, тяжело хлопнула крыльями, улетела, но продолжала каркать на лету, еще громче и страшней.
– Противные птицы, я тоже их не люблю, – произнес рядом тяжелый глубокий бас по-русски, с сильным кавказским акцентом.
Федор оглянулся. Позади, в двух шагах от него, стоял плотный усатый мужчина в черном пальто и круглой барашковой шапке. Усы были чрезвычайно пышные, угольно-черные, с тонкими серебряными нитями. Кончики торчали вверх. Большие, навыкате глаза смотрели на Федора в упор, не моргая. Под глазами висели мешки в красноватых прожилках, лицо выглядело несвежим, отечным, как после крепкой попойки.
«Нет, он не пьет, но ест много соленого, а почки у него нездоровые, и щитовидная железа не в порядке», – машинально отметил про себя Федор и сказал по-русски:
– Добрый день. С кем имею честь?
Усатый долго, эффектно молчал, испытующе смотрел Федору в глаза, наконец приподнял шапку, обнажил бугристый, совершенно лысый череп, слегка поклонился и представился:
– Князь Нижерадзе.
Вуду-Шамбальск, 2007
Выглянуло солнце, снег не растаял, на деревьях в маленьком сквере перед гостиницей сверкал иней, но город показался еще мрачней в утреннем свете. За окнами джипа замелькали серые коробки жилых домов, иногда украшенные разноцветными балконами и мозаичными панно брежневских времен, с теми же серпами-молотами, рабочими-колхозницами, но без витиеватой роскоши сталинского ампира. На каждой площади, которую проезжали, обязательно стоял памятник или бюст. Не дожидаясь вопроса, Фазиль сообщил, что все это Йоруба.
– Есть еще пара Лениных, большой в центре, поменьше возле здания драмтеатра имени Ленина. Один Маркс, у самого крупного бизнес-центра имени Маркса, и один Сталин, перед главной городской больницей номер один имени И.В. Сталина.
– Ну, допустим, Маркс как экономист имеет некоторое отношение к бизнесу, – заметил Дима, – но Ленина никак нельзя назвать драматургом, а Сталина врачом.
– Ленин – великий режиссер, – пробормотала Соня на ухо Диме. – Октябрьская революция – потрясающий спектакль, этакое реалити-шоу. Сталин – гениальный гипнотизер, маг. Магия – прабабушка
– У нас еще перед войной начали строить один из филиалов Института экспериментальной медицины, – объяснял между тем Фазиль, – филиал так и не открылся, но корпуса потом достроили, получилась отличная больница. Поскольку строительство началось по приказу Иосифа Виссарионовича, в его честь и назвали. При Хрущеве памятник убрали, а в двухтысячном опять поставили на место. Йоруба говорит, надо уважать отечественную историю.
Джип выехал за город и помчался по заснеженной степи.
– Фазиль, скажите, слово «кохоб» вам знакомо? – спросила Соня.
– Конечно. В переводе с шамбальского это дурак, слабоумный. Кохоб – герой многих сказок. Он не страшный, как Лойго, он несчастный, хотя физически очень сильный. Кохоб покорно служит своему господину, живет в грязи, питается объедками, позволяет господину делать с собой что угодно, по его приказу может убить, умереть.
– А кто господин? – спросил Дима.
– Какой-нибудь Сонорх, колдун. Человек, продавший душу хозяину времени. Раньше считалось, что сонорхи тоже сказочные существа, а теперь вот я вас к ним везу.
– Фазиль, простите, я не совсем поняла, хозяин времени – главное местное божество. Стало быть, это злое божество? – спросила Соня.
– Конечно, злое, – согласился шофер. – Сонорх питается страданием и смертью. Заслужить его милость, получить колдовскую силу можно, только накормив его до отвала.
– То есть страдать и умереть? – спросил Дима.
– Э, нет, не самому. Такие дураки Сонорху нужны только в качестве пищи. Один человек для него мелочь. Ему надо много, бесконечно много. Тот, кто добудет для него страдания в огромном количестве, станет настоящим колдуном. Вон, смотрите, какую построили стену. Йоруба теперь охраняет развалины, понял, что они тоже часть отечественной истории.
Вокруг долго ничего не было, кроме заснеженной степи, бетонный забор казался миражом, частью призрачного ландшафта. Когда подъехали ближе, появились ворота, за ними крыши с огромными антеннами. Забор тянулся на сотни метров и высотой был метра четыре. Возле ворот торчали камеры наружного наблюдения.
– Теперь тут особая зона, закрытый объект. За полгода все сделали. Водопровод, электричество, связь, – продолжал Фазиль, – археологи могут жить безвылазно, для них специальный дом построили. Вас, наверное, тоже там поселят, когда Йоруба вернется.
Ворота медленно поползли в стороны, впустили джип и закрылись. Из будки вышел охранник, гигантский двухметровый шамбал в теплой камуфляжной куртке, с автоматом на плече, вежливо попросил паспорта, посмотрел, сразу вернул, что-то сказал Фазилю по-шамбальски и махнул рукой вправо. Там виднелся какой-то ангар.
– Дальше ехать нельзя, – объяснил Фазиль, – от машин вибрация, для развалин вредно. Машину придется оставить.
Ангар оказался гаражом. Внутри стоял крытый грузовик, три военных газика и джип. Когда вышли из гаража, в лицо ударил колючий ледяной ветер. Соня замотала голову шарфом, Дима надел капюшон. Фазиль бодро шагал впереди, в легкой куртке, с открытой головой, и даже уши у него от холода не покраснели.