Небо над бездной
Шрифт:
– Вот здесь черепа с явными следами трепанаций, исключительно женские и детские, – говорила Орлик, обращаясь больше к Диме, чем к Соне.
Соня почти не слушала, рассматривала микроскоп. Прибор заворожил ее, она хотела сию минуту включить его и лишь из вежливости не делала этого.
– Софья Дмитриевна, тут готовые гистологические срезы, вам рекомендуют заняться ими в первую очередь.
– Кто рекомендует? – спросил Дима.
Соня стояла перед микроскопом. Рядом, на столе, она заметила свой старый ноутбук, тот самый, что остался на
– Не знаю. Тут все так таинственно. Сегодня утром, до моего прихода, кто-то поставил препараты на полку и приклеил записку. Посмотрите сами.
«Софи, рекомендую начать с этих образцов», – было написано на желтом листочке черным фломастером крупными печатными буквами.
– Может, записку написал один из двух теннисистов? – предположил Дима.
– Не думаю. Они всего лишь наладчики оборудования.
– А, вот еще послание, – Дима подошел к холодильнику.
К верхней секции была прилеплена точно такая же бумажка, на ней два латинских слова: «veritatem imitari».
– Имитация реальности, – пробормотала Соня и открыла дверцу.
Внутри не было ничего, кроме штатива с двумя пробирками, наполненными красной жидкостью.
– Ого, кто-то уже сдал кровь на анализ, – сказал Дима.
– Да, вероятно, это кровь, – Соня посмотрела пробирки на свет.
На белом пластике штатива были выведены три буквы: «HZE».
– Хот Зигфрид Эммануил, – беззвучно произнесла Соня, едва шевеля побелевшими губами.
Никто ее не услышал.
– Пожалуйста, успокойся и объясни, что происходит, – Дима взял у нее штатив, поставил назад в холодильник, захлопнул дверцу.
– Объяснять придется очень долго. Сначала я должна ее исследовать.
– Что, прямо сейчас? Сию минуту?
– Да. Тут есть все необходимое. Отличный экспресс-анализатор.
– Ты хотя бы можешь сказать, чья это кровь?
– Я должна ее исследовать.
– Соня, простите, но мне кажется, не стоит воспринимать эти бумажки как военные приказы. Пойдемте ко мне, я сварю кофе, – сказала Орлик.
– Спасибо, Елена Алексеевна, – Дима взял Соню за руку и вывел из лаборатории.
В кабинете Орлик на полу, застеленном пленкой, сидели двое теннисистов и возились с компьютером. Они мгновенно поднялись и вытянулись по стойке смирно, точно копируя движения друг друга.
– Мы устанавливаем Интернет для госпожи Орлик. Если сейчас это не удобно, мы можем уйти и продолжить позже, – спокойно произнес тот, что был в синем костюме и в шапочке.
– Да, будьте так любезны, – сказала Орлик.
Они удалились. Орлик плотней закрыла дверь. Кабинет был просторный и почти пустой, ничего, кроме письменного стола и компьютера. У стены несколько больших запечатанных картонных коробок, только одна раскрыта. Из нее Орлик вытащила медную турку, кипятильник, банку с молотым кофе. Соня молча встала у окна, прижалась лбом к стеклу.
– Странно. Они устанавливали Интернет, а компьютер выключен, – заметил Дима.
– Ну, наверное,
Окно выходило на дорогу. Единственным темным пятном на белом фоне была дворницкая лопата, торчавшая из сугроба.
– Думаю, он этого не сделает, – сказала Соня.
– Почему?
– Подбирать людей для работы на секретном объекте слишком хлопотно.
– Ах, да, тут теперь секретный объект. Я сама этого добивалась. Но, знаете, я хотя бы попробую, и потом, они в любом случае здесь не надолго. О, я успела! Не убежал. Главное вовремя выключить кипятильник. Теперь остается найти чашки. Кажется, они в другой коробке. Дима, помогите мне, пожалуйста.
За окном, на белом фоне, появилось еще одно темное пятно. Человек в валенках, телогрейке и шапке-ушанке подошел к сугробу, вытащил лопату и стал разгребать снег.
– Соня, вот ваш кофе, – Орлик поставила чашку на подоконник.
– Спасибо.
Надо было повернуться, но Соня как будто примерзла лбом к стеклу. Холод медленно растекался по всему телу, и это было приятно, как анестезия после долгой изматывающей боли.
Дворник за окном работал неспешно и красиво, словно танцевал. Лопата поднимала аккуратные толстые пласты снега, бросала вверх, на сугроб. Размеренные четкие движения и звуки удивительно гармонировали с ритмом дыхания, с новым внутренним состоянием Сони. Она чувствовала себя спокойной и сильной. Больше всего на свете ей хотелось сейчас уединиться в новой лаборатории и заняться исследованием содержимого двух пробирок.
«Макс говорил о незрелых эритроцитах, – вспомнила она и плотнее прижалась лбом к ледяному стеклу, – в красных кровяных клетках взрослого человека нет ядер. Ядра есть в клетках крови некоторых земноводных. У саламандр. У младенцев в первые сутки жизни и до рождения. Незрелые эритроциты. Интересно. Тут может прятаться один из вариантов разгадки».
Суета и тихая болтовня за спиной слегка раздражали. Это было так скучно, буднично, так реально.
– Кажется, у меня где-то оставалась шоколадка, – сказала Орлик, – да, вот она. Хотите?
– Спасибо, не откажусь. Соня, твой кофе стынет. Шоколадку будешь?
Она едва сдержалась, чтобы не крикнуть «Отвяжись!». Никогда прежде она не испытывала такого холодного раздражения, или даже нет, это новое чувство называлось иначе: брезгливость. Окажись сейчас с ней рядом любой другой человек, дедушка, мама, Федор Федорович, Нолик, ничего бы не изменилось.
Ей перестали нравиться люди вообще, как биологический вид, как часть постылой однообразной реальности, которая существует внутри времени. Жизнь всякого существа, даже самого прекрасного, неизбежно заканчивается смертью и безобразным разложением.