Небо стоит верности
Шрифт:
А лететь пришлось считанные минуты: Диксон оказался рядом…
Мы всем миром приступили к Козлову.
– За смекалку, за мужество, за твой подвиг, Матвей Ильич!
– сказал я, наполнив кружки.
– Что вы, ребята, - смущенно говорил Козлов.
– Каждый на моем месте поступил бы так же. Мо-скать, такая наша работа.
Глава 13. В другой конец географии
Старенький автобус неторопливо хлюпает по дорожной грязи. Мы давно подшучиваем над дядей Сашей, пытаясь выяснить, кому из
Автобус замирает у самолета. Тугие струи воздуха отбрасывают назад фигурки людей. И вот уже в серой кисее дождя тают очертания Москвы…
Широкие просветы трюмов принимают вездеходы, тракторы, горючее, продовольствие. Свистки маневровых паровозов перекликаются с гудками буксиров. Идет загрузка экспедиционного судна «Обь». [88]
Сиреневыми волнами наплывает темнота. В нее врезаются голубые лучи прожекторов, искрятся и мигают цветные огни маяков. В прощальном поклоне склонились портальные краны, растворяются в темноте очертания берегов. Невысокие, но злые волны седой Балтики пенными гребешками хлещут по носу «Оби». Надвигается первая ночь в море.
В каюте нас трое: штурман Борис Бродкин, инженер Рэм Старых и я.
Наш путь из Балтийского моря в Атлантический океан пролегает через Кильский канал. Полдень. Время обеда. С близлежащих фабрик и заводов к каналу подходит рабочий люд: девушки в темных джинсах, юноши в засаленных комбинезонах и пожилые докеры в фуражках-тельмановках. Они радостно машут нам и поднимают сжатый кулак правой руки.
– Рот фронт!
– доносятся голоса.
– Рот фронт, камрад!
Наступает вечер. Зажигаются фонари, и ровным пунктиром они уходят вдаль, к горизонту.
К утру «Обь» входит в пролив Па-де-Кале: справа - Англия, слева - Франция, впереди - Ла-Манш, а за ним - Атлантический океан.
Солнечный луч заглядывает в иллюминатор. Сквозь сон мне кажется, что я слышу голоса птиц. Открываю глаза - на столе каюты сидит серо-желтая пичуга. Одеваюсь, потчую гостью хлебными крошками и выхожу на палубу. Вокруг писк и щебет птичьей компании, которая, как и мы, торопится к югу и пользуется услугами нашего транспорта.
«Обь» разворачивается и берет курс на восток, к Гибралтару. А птицам курс на юг. Они покидают корабль.
С левого борта видна островерхая гора, на склонах поросшая лесом, который кое-где расчищен под бетонные площадки для сбора дождевой воды: с водой в Гибралтаре плохо. У подножия горы ажурные постройки городских домов, а на окраинах - ниши и амбразуры с жерлами пушек. Над солдатскими казармами трепещет на ветру флаг Британии.
«Обь» увеличивает ход. На палубу залетают брызги Средиземного моря. Мы идем в Италию.
С моря видны грязно-серые горы в чахлых потеках лесов. А где же поэзия солнечного полдня Брюллова, где обаяние яркого неба Иванова? Наверно, чтобы увидеть это, надо попасть на берег. [89]
К борту «Оби» швартуется
За окном автобуса мелькают названия улиц. Вот Международный банк, основанный во времена Генуэзской республики, дворец Совета республики, в котором теперь размещается городской суд, площадь Победы - здесь могила Неизвестного солдата, - площадь Верди…
Автобус ползет все выше. Остановка на улице Каэтано Коломбо. Отсюда по фуникулеру, движущемуся при помощи воды, спускаемся вниз, мимо остатков крепостных стен времен республики и вполне современной тюрьмы, к кладбищу Компосанто.
Кладбище, занимающее обширную территорию, обнесено высокой стеной-галереей. Море цветов и огни лампад. Все памятники покрыты толстым слоем пыли - для иллюзии вечности, хотя кладбище построено сравнительно недавно, в середине XIX века. Это, так сказать, «пыль веков», которая сохраняется специально для туристов. А их здесь великое множество. Каждый, кто попадает за ворота кладбища, становится объектом повышенного внимания представителей духовенства, чья монополия на торговлю здесь незыблема. Монахи торгуют всем и вся - от свечей, лампад и прочей церковной утвари до свежих журналов и газет.
Перед нами странное сооружение. На мраморном постаменте бронзовая фигура пожилой женщины со связкой бубликов в руках!… Гид-монах, захлебываясь от восторга, рассказывает о торговке бубликами Марии Компедонико, которая всю свою жизнь посвятила собиранию денег на сооружение этого монумента и на приобретение места на кладбище.
Деньги скоплены, место на кладбище куплено, монумент сооружен… Спрашивается, а зачем прожита жизнь?
Перед этой могилой мы застываем в благоговейном молчании и склоняем головы. На мраморной плите короткая надпись: «Золотая медаль. Федор Александр Поэтан (Федор) 2.2.1945».
Всего девяносто семь дней не дожил до победы советский солдат. Он отдал свою жизнь за свободу итальянцев, за счастье всех людей. Военнопленный, вырвавшийся из гитлеровской неволи, он сражался до последнего дыхания в рядах партизан итальянского Сопротивления, награжден высшим орденом Италии - «Золотая медаль»… [90]
Вечная слава тебе, русский солдат Федор Поэтан{21}, национальный герой Италии!
Возвращаемся назад мимо цилиндрических башен старинных генуэзских ворот. Когда-то рядом с ними жил в маленьком домике Христофор Колумб. Домик значительно постарел. Осыпалась штукатурка, появились щербины в кирпичных стенах. Наверно, поэтому он укрылся от глаз прохожих зеленым плащом винограда.
На следующий день по радио и в местной печати было объявлено о свободном доступе на советский корабль «Обь». Желающих попасть на советское судно оказалось очень много.
В обоих салонах «Оби» возле стендов с фотографиями и схемами прежних походов завязываются оживленные беседы. Там, где не успевают переводчики, идет в ход язык мимики и жестов, незамысловатые рисунки дополняют пробелы речи. Простых людей Генуи интересует не только корабль - они расспрашивают о советской стране, ее людях, о космических исследованиях…