Небо в огне
Шрифт:
Он старался добавить в голос уверенности, но сам знал, что лжёт – только вчера получил письмо из Чьонсы, с самого восточного востока, оттуда, где месяц без дождей считается страшной засухой. Небо было чистым и там – с самых первых дней Ассави. Тучи бродили над моховыми лесами Нерси’ата, но к Чьонсе не приближались – должно быть, мешала стена огня вокруг джунглей…
– Пепельная Четверть! – возвысил голос один из младших жрецов. На его повязке красовались блестящие чёрные перья.
– Алсек, Кинти, вы взяли оружие? – строго спросил он, подойдя к ним. – Вы
Алсек пристроил к повязке чёрное перо и усмехнулся, показывая «оружие» - длинную метёлку из тростника, прут с пуховым шариком на конце и большое пушистое перо из загривка гигантской птицы хана-хуу.
– Вы – отважные воины, - серьёзно кивнул жрец. – Ждите тут, я за краской.
Он быстро пошёл туда, где один из служителей размешивал в горшке густую грязно-багровую жижу. Там уже стояли, ожидая раздачи, ещё четверо с чёрными перьями. Алсек и Кинти переглянулись.
– Куйюкуси очень доволен, - вполголоса сказал Кинти. – Хэ-э… Я вот ни разу не был двадцатником в дни Кутиски. Собственно, в том году я и на Кутиске-то не был.
– Ничего, немного потерял, - махнул рукой Алсек. – Всех нас перебили в первый же день, а почтеннейший Гвайясамин не разрешил оживать. Так и бегали с погремушками.
– Око Згена! Погремушки забыл, - всплеснул руками Кинти и шмыгнул в толпу у соседнего короба. Оттуда доносилось бряканье.
Вдали, за жреческими кварталами, надрывался банный рожок – купальни следовало закрыть ещё на рассвете, но стражники из застенного дозора не успели вымыться, и теперь рожок звал их в город. Алсек покосился на свою праздничную накидку, думая, успеет он снять её до того, как начнётся беготня, или десять дней спустя будет долго и без особого успеха отстирывать.
Огромная летучая мышь пролетела над площадью, быстро снижаясь, и уцепилась когтями за ограждение на верхней площадке храма, едва не опрокинув барабан. Младшие жрецы, забыв обо всём, уставились на неё. Гвайясамин выплеснул из чаши остатки воды и дал знак храмовым девам. Они расступились, освобождая ему дорогу к лестнице.
– Ты видел?! – Кинти локтём пихнул Алсека под рёбра. – Воин Вегмийи, а с ним – сам почтенный Даакех!
– Вижу. Не толкайся, - коротко ответил изыскатель, щурясь на золотые ступени. Наместник, выбравшись из седла, ждал, пока Гвайясамин отойдёт от алтаря. Жрец поднял руку в благословляющем жесте, Даакех на мгновение склонил голову, потом сказал что-то вполголоса и протянул Гвайясамину свёрток.
– Ты гляди! – восторженно охнул Кинти, снова ткнув Алсека под рёбра. – Зелёные ленты и золотые бляшки!
Изыскатель молча вернул ему тычок.
На площади стало тихо – только слышно было, как шуршат одеяния жрецов, спускающихся с пирамиды. Алсек пытался расслышать, о чём говорят наверху, но не мог уловить ни слова. Наконец Гвайясамин, вернув наместнику свёрток, подошёл к лестнице.
– Я говорю это вам, а Даакех Гвайкачи скажет воинам Эхекатлана: завтра, с рассвета и до заката, вы будете сражаться во славу богов, и на закате вернётесь к храму с вестью о победе. С этого же рассвета и до первого дня
– Всего один день?! – прошептал Кинти на ухо Алсеку, но руки удержал при себе. – Око Згена… это как-то непочтительно.
– Хвала Великому Змею! – повторил Алсек за более громкоголосыми жрецами. Летучая мышь сорвалась с крыши, унося на север наместника. Верховный жрец спустился вниз – разве что на самую малость быстрее, чем обычно. Он высматривал кого-то среди служителей – и Алсек вздрогнул, встретившись с ним взглядом.
– Иди за мной.
Алсек видел, что губы жреца не шевельнулись, но голос его отчётливо прозвучал в голове изыскателя. Тот поёжился.
«Что-то случилось, не иначе,» - думал изыскатель, догоняя Гвайясамина в холодных затемнённых залах. «Я вроде ничего не делал, а Кегар жрецу жаловаться не стал бы. Или Интигваман что-то сообщил?..»
Каменная плита лязгнула о пол, опускаясь за его спиной. Верховный жрец остановился.
– Даакех считает, что тебе положено это знать. Я не стал с ним спорить, - ровным голосом проговорил он. – Вчера после полудня Джаскар взял священную столицу. Сегодня на рассвете он надел венец Сапа Кеснека. У Даакеха есть послание от него – требование подчиниться и перейти под руку Джаскара. Будет тебе прок от этого знания?
Алсек ущипнул себя, но ничего не изменилось. Он прикусил язык, чтобы не сказать лишнего, - поминать тёмных богов при верховном жреце было попросту опасно, а других слов изыскатель не находил.
– Теперь Манигонеа тоже у Джаскара? И это правда? – растерянно спросил он.
– Интигваман подтвердит, - без тени усмешки отозвался тот. – О венце пишет сам Джаскар… но в этом ничего удивительного нет. После захвата Манигонеа это первое, что он мог сделать.
Алсек снова ущипнул себя.
– Но как же Асконкавак Ханан Кеснек? Он же… он могущественный маг и властитель священной столицы, неужели Джаскар сумел его… - он не договорил.
– Тут не спрашивай, - покачал головой Гвайясамин. – Его не видели ни живым, ни мёртвым. Его казнью Джаскар не преминул бы похвалиться.
Изыскатель изумлённо мигнул. Верховный жрец, несмотря на явные свидетельства, продолжал называть великого властителя Джаскаром – и почтения не было в его голосе. И Алсека он не одёрнул – ни в первый раз, ни во второй.
– Значит, теперь у нас снова есть великий властитель? Отчего почтеннейший Даакех не объявил об этом с храма, не разослал гонцов по городу? Он скоро отправится в Манигонеа и присягнёт Сапа Кеснеку, зачем же скрывать такие новости? – спросил Алсек и приготовился стрелой вылететь из храма. По лицу Гвайясамина скользнула тень, но луч, даже невидимый, изыскателя не настиг.
– Не торопись, Сонкойок, - верховный жрец предостерегающе поднял руку. – Есть подозрения и у меня, и у наместника. А вот властителя у страны всё ещё нет. Если бы боги признали нового Сапа Кеснека, я узнал бы об этом не из его послания. Джаскар всё ещё самозванец – и вдобавок осквернитель священной столицы и священного имени Сапа Кеснека.