Небо внизу
Шрифт:
— Таковы факты, предстоятель Валле. Возможно, это и не Карлос — но из всех возможных подозреваемых он самый очевидный.
— Очевидный? Вы строите свою версию на том, что юноша в жаркий день вышел на свежий воздух.
— Да. И если вы сейчас поклянетесь, что в прошлое воскресенье Карлос вручал благословения в молельном зале, я принесу извинения за ложное обвинение и продолжу расследование. Вы можете поклясться, предстоятель Валле?
Внимательно оглядев обтрепанные рукава мантии, священник выбрал особенно длинную нитку, намотал ее на палец и оборвал.
—
— И тем более не помните позапрошлое… Все, что от вас требуется — это проверить дом служки. Если Карлос раздает благословения с ментальными привязками, запас он хранит именно там.
— И все-таки я не могу представить, чтобы Карлос отважился на подобное кощунство. Это ведь… это благословения.
— Нет более убедительного аргумента, чем деньги, предстоятель Валле. Но, возможно, Карлос сам находится под ментальным воздействием?
— Увы, нет. Если он все-таки совершает преступления, то делает это в полном сознании и по собственному желанию. Любая магия в храме пречистого огня теряет силу. Если бы Карлос был очарован, переступив порог церкви, он освободился бы от проклятия. Да, на время — но этого достаточно для того, чтобы рассказать мне о принуждении и попросить помощи.
— Значит, все-таки деньги.
— Или вы ошиблись, госпожа Дюваль, и Карлос невинен.
— Или это. Но единственный способ разрешить сомнения — это провести обыск. Вы сможете это сделать неофициально, не выдвигая поспешных обвинений? Не хотелось бы испортить невинному человеку репутацию.
— Конечно. Я переговорю с жандармом Бонито, — предстоятель поднялся, давая понять, что разговор закончен. — Всего хорошего, госпожа Дюваль. И спасибо вам за помощь. Я молюсь, чтобы вы ошиблись — но искренне благодарен за приложенные усилия.
Возвращаясь домой, Тео никак не могла решить, чего же ей хочется больше: увидеть Тома, который прогуливается под ручку со своей блондиночкой, или ни и в коем случае его не встречать.
Обманывать себя Тео не любила. Контрактный ей нравился. По-настоящему нравился. И дело было не только в физическом притяжении. Теодоре нравилось, как Том шутит. Как смущается, услышав неожиданную похвалу. Как строгает очередную деревяшку, сосредоточенно сдвинув брови.
Теодоре нравились нестриженые, вечно взлохмаченные вихры, нравилась широкая детская улыбка, нравилось ощущение жесткой натруженной ладони, когда Том протягивал ей руку, помогая спуститься с лестницы…
Да что там говорить. Даже дурацкое увлечение бульварным чтивом начало казаться проявлением не глупости, а особенных душевных качеств. И это было хреновым симптомом. Потому что Том, несомненно, был хорошим человеком. Но он был контрактным. Несправедливо, трагично, ужасно — но это факт. Еще семнадцать лет Томас Макбрайд будет принадлежать не себе, а банку. Ввязываться в отношения с таким человеком — самоубийство. А мимолетной ни к чему не обязывающей интрижкой дело не закончится, это Теодора понимала отчетливо.
Не
Поэтому, как ни крути картинку с лабиринтом, а выхода из него только два. Относиться к Тому так, как и должна благодарная хозяйка относиться к слуге — или ввязаться в безнадежный роман, который не принесет ничего, кроме проблем.
Ну и не будем забывать о блондиночке.
Ни в коем случае нельзя забывать о блондиночке.
Погруженная в размышления, Тео неспешно подходила к дому.
— Это из-за нее, да?!
Услышав гневный вопль, Тео рефлекторно застыла — и, осознав, кто именно гневно вопит, бесшумно скользнула за куст сирени.
— Рене, ну с чего ты взяла… — в голосе Тома раскаяние мешалось с досадой.
— И правда, с чего? Это ведь не ты бросаешь все и бежишь по первому свистку своей ведьмы, как дрессированная собачка! Это не ты постоянно таскаешься с ней, как пришитый, хотя твои обязанности — это всего лишь работа по дому!
— Госпожа Дюваль делает для меня намного больше того, что предусмотрено контрактом. И я должен… должен… быть благодарным.
— Ага. Вот оно значит, как. Понятно… А когда ты слюной на эту магическую метелку капаешь — это тоже из благодарности?
— Рене! Я никогда…
— Что, правда? Совсем-совсем никогда? Да ты на свою Дюваль таращишься так, что скоро дыры в ней взглядом прожжешь! Я вот знаешь что думаю? Когда ты меня за задницу лапаешь — ты вообще понимаешь, что это моя задница? Или закрываешь глаза и ведьму свою представляешь?!
— Нет! Чего ты взвилась? Я просто сказал, что вечером должен остаться дома. У нас… у госпожи Дюваль серьезный заказ, может понадобиться моя помощь — и я не могу уйти! При чем тут твоя задница?
— При том! Если ты по-прежнему хочешь за нее держаться — определись, кто тебе важнее: эта тощая стерва или я!
— Госпожа Дюваль не стерва!
— Вот! Теперь ты ее защищаешь!
— Я не защищаю! Просто ты не права!
— А ты, само собой, прав! Никто так не разбирается в людях, как Томас Макбрайд!
— Нормально я разбираюсь…
— Конечно. Еще бы. Именно поэтому ты на двадцатилетнем контракте болтаешься. Потому что в людях умеешь разбираться! Вот увидишь: эта стерва выжмет из тебя все, что можно выжать. А когда ничего не останется, просто выбросит.
— Госпожа Дюваль никогда так не сделает.
— Какой же ты все-таки идиот, Томми, — невесело засмеялась Рене. — Именно так ведьма и сделает. Использует тебя, подкармливая крошками заботы, а ты, как собачка, будешь наизнанку выворачиваться, чтобы за ушком почесали. Но когда ты устанешь прыгать по свистку, Дюваль сдаст тебя в банк — и на следующий день забудет, кто такой Томми Макбрайд. И вот тогда ты пожалеешь, что выбрал ее — но будет поздно!
Пригнувшись еще сильнее, Тео нырнула в куст. Разлапистая ветка вцепилась ей в волосы, остро обломанный сучок впился в спину — но счет шел на секунды. Яростно вбивая каблуки в спекшуюся землю, блондинка промчалась мимо сирени, как идущий на взлет чартерный борт, и скрылась за поворотом.