Небо внизу
Шрифт:
— Как вы думаете, это опять неупокоенный дух? — набросился на Теодору Том, как только бестолковая жалобщица ушла.
— Я думаю, что это либо алкоголь, либо природная неуклюжесть, либо и то, и другое.
— Но госпожа Эвери говорила, что несчастья начались внезапно и не прекращаются.
— Да. Она поскользнулась на лестнице, обварилась маслом и подцепила пневмонию. Возможно, я тебя удивлю, но с лестницы можно навернуться без магии.
— Ну… да. Можно, — опешил от внезапной отповеди Том. — Но почему тогда вы заключили договор?
— Чтобы не спорить. Когда выяснится,
На самом деле Тео собиралась вернуть всю сумму. Но не лично. После смерти мага все договоры с клиентами расторгались автоматически — и госпожа Эвери, получив свои деньги обратно, могла опять прыгать с лестницы сколько ей влезет.
Теодору не интересовало будущее этой идиотки. Ее интересовало собственное будущее. И Тома.
Это было неправильно. Потому что человек отвечает за себя. Каждый сам делает выбор, и каждый сам несет за этот выбор ответственность. Том сам уничтожил собственное будущее, взяв на себя контракт. Том сам взвалил на себя работу в саду и в дому, сам захотел мастерить все эти дурацкие карнизы и полочки.
Сам отказался от денег Герберта. Сам подрядился в бесплатные няньки.
Том. Все. Сделал. Сам.
Он выбрал свою судьбу так же, как банкрот когда-то выбирал: взять кредит или не взять.
Принимая решение, можно ошибиться.
Если ты ошибся — это только твоя вина.
Теодора всегда это понимала — и всегда спрашивала с банкротов долги недрогнувшей рукой. Но Том… С Томом так не получалось. Просто не получалось.
День за днем Тео шла по закольцованной цепочке мыслей. День за днем перебирала одни и те же аргументы, задавала себе одни и те же вопросы, давала одни и те же ответы. Это было невыносимо — как будто ходишь кругами по комнате без дверей, ощупывая руками каменные стены, и ждешь, ждешь, ждешь, что в этот раз выход найдется.
Но выхода нет.
Это сводило с ума.
Тео пыталась не перекладывать проблему на Тома. Как ни в чем ни бывало готовила завтраки, задумчиво прикидывала, куда посадить в октябре осенью гортензию, и рассказывала о первой высадке на Луну. Маленький шаг для человека, огромный шаг для человечества… Тео очень старалась. Но для того, чтобы обмануть Тома Макбрайда, нужна была чертова, мать ее, Мерил Стрип.
— У вас что-то случилось?
— С чего ты взял? — как можно искреннее удивилась Теодора, продолжая пилить ножом кусок ростбифа.
— Ну… Вы какая-то… не такая, — Том, пришпилив вилкой мясо, как святой Георгий — дракона, задумчиво посмотрел на Теодору через стол. — Вам опять плохо?
— Нет. Я замечательно себя чувствую.
— Проблемы с церковным делом? Предстоятель не хочет платить?
— Ерунда. Пастор расплатился сполна и даже пообещал мне бесплатную рекламу. У меня все отлично. Не понимаю, о чем ты говоришь.
— Да я сам не очень понимаю, — смутился Том. — Просто вы какая-то грустная, что ли. Задумчивая все время.
— Глупости. Я совершенно обычная.
— Вы даже вышивать в библиотеку больше не приходите. У себя в спальне все время сидите.
— Просто я не хочу вышивать. Не создавай проблему там, где ее нет.
—
— Том! — не выдержав, рявкнула Тео, и контрактный, вздрогнув, уронил вилку. На секунду Тео почувствовала стыд, но крохотный огонек сожаления угас, не успев вспыхнуть. Надежда, вина и усталость, перехлестнув через край, смешались, взорвавшись ослепительной вспышкой гнева. — Я же сказала, что все в порядке! Этого что, недостаточно?
— Ну, я…
— Я. Тебе. Сказала! Несколько раз! Если я не хочу вышивать — то я просто не хочу вышивать! Если ты думаешь, что сидеть в полутемной комнате, тыкая иголкой в ткань, — это именно то, о чем я всю жизнь мечтала, то ты глубоко ошибаешься!
— Простите, я…
— Грустная? Конечно, я грустная! А с чего мне веселиться? Это для тебя жизнь прекрасна — после барака даже этот затрапезный дом дворцом покажется. Но представь на минутку, каково мне! Я не хотела так жить, у меня были другие цели, другие желания! Вместо нормальной работы я заговариваю понос у овец, вместо йоги корячусь на кухне, а вместо телевизора слушаю, как ты читаешь вслух бред про индейцев. Ты правда думаешь, что у меня есть причины для счастья?
Белый как мел, Том смотрел на нее, судорожно сжимая в кулаке вилку.
— Простите. Я не… Я н-н-не…
— Да к черту, — швырнув на пол салфетку, Тео вскочила со стула. — Пойду прогуляюсь. Одна.
Не оглядываясь, она сбежала по ступеням и широкими шагами пошла прочь, спиной ощущая взгляд контрактного. Очень хотелось остановиться. Вернуться. И обнять этого чертового идиота так, чтобы дышать не смог, засранец.
Это бесило еще сильнее.
Провернув задвижку, Тео пинком распахнула калитку и вылетела на улицу. Гребаные многослойные юбки захлестывали ноги, туго перетянутый жилет сдавливал грудь, и было трудно дышать — то ли от быстрой ходьбы, то ли от слез, закипавших на глазах.
Ну какого черта? Какого, мать его, дьявола?
Почему нельзя нормально?
Почему она, Тео, не может просто жить, спокойно и счастливо, почему всегда должна решить и преодолевать, почему должна делать выбор?
На самом деле Теодоре нравилась вся та авантюрная чушь, которую читал Том. И нравилось сидеть с ним в библиотеке, втыкая иголку в ткань. И даже дом этот кретинский нравился — старый, неуклюжий, бестолковый.
Тео могла бы стать неплохим магом. Если бы прошла университетский курс, если бы прокачала практику… Да, вполне неплохим. Не хуже, чем та дурища, которая раньше жила в этом теле.
Конечно, это не то же самое, что карьера в Citizens Financial Group. А дом с прогнившими половицами — не то же самое, что квартира в Нью-Йорке… Но Тео могла бы так жить. Если бы священник не предложил ей вернуться домой — именно так она и жила бы.
И эту неслучившуюся жизнь было жаль.
Тео механически шагала по улицам, не глядя вокруг. С ней здоровались люди — она отвечала, ей зазывно махали торговцы — она вежливо отказывалась и даже, кажется, говорила что-то приличествующее моменту. Тело действовало на автомате, отрабатывало накрепко зазубренную социальную программу, пока мысли метались обезумевшими птицами.