Небо зовёт
Шрифт:
— Ты, парень, едешь на соревнование в Питер?
— Почему вы так решили? — ответил я вопросом на вопрос.
— Потому что у тебя вся грудь увешана значками спортивной доблести.
Я удивился, что совсем незнакомая девушка, а как–то по–свойски стала обращаться ко мне сразу на ты. Сделать замечание по этому поводу ей не решился, а искренне ответил:
— Еду я в Ленинград не на соревнование, а на учёбу. Что же касается моих значков, то я действительно люблю спорт и получил их, участвуя в соревнованиях.
— Я верю, что ты их не купил, а заслужил, но у скромных людей не принято все свои достижения выносить на показ. А то получается, что ты хочешь удивить весь город.
— Да я и не хвастаюсь. У нас в деревне все носят и не стесняются.
— В деревне это может и модно, но в таком большом городе, как Ленинград, тебя могут не так понять.
— А что вы предлагаете?
— Спрячь их в чемодан, а когда вернёшься в деревню, снова нацепишь. Впрочем, это твоё дело, лучше скажи, на кого едешь учиться?
— На бухгалтера, но не знаю, где эта школа находится, может, вы знаете, я сейчас покажу адрес.
Я достал из кармана направление и подал его девушке. Она внимательно прочитала казённую бумагу и, подумав, сказала:
— По–моему, это на Мойке, но ты ещё спроси у постового, может я ошибаюсь. Насколько я поняла, тебя зовут Василием, а меня Леной. Я уже два года учусь в Ленинграде в медучилище на фельдшера, а была дома в Брянске у родителей.
— Значит, мы с вами земляки. Я из Калужской области, но когда–то наш Хвастовичский район входил в состав Брянской. А вам ещё долго учиться?
— Что ты, земляк, заладил, вы да вы. Мы уже достаточно долго друг друга знаем, чтобы не выкать.
Рядом сидела опрятно одетая, интеллигентная женщина пожилого возраста, с причёской «божий одуванчик», которая всё время прислушивалась к нашему разговору и, наконец не выдержав, вставила свои «пять копеек»:
— Молодые люди, вы только два часа, как знакомы, а уже на ты себя называете. Мы, бывало, годами знали друг друга, но на ты не осмеливались разговаривать.
Лена вдруг вспыхнула, подняла гордо голову и с вызовом заявила:
— Вы, бабушка, видно, учились в институте благородных девиц и жили по законам высшего сословия, а мы, дети рабочих и крестьян, будем жить проще, по–своему. У нас другие цели и задачи. Мы строим социализм, и у нас времени на раскачку нет, когда мы, молодые, называем друг друга на ты, мы становимся ближе и сплочённее, а значит дружнее и сильнее.
После её запальчивого монолога мне сразу показалось, что у себя в училище она видно комсомольская активистка, и слова её звучали как–то неестественно по–книжному. Бабушка печально покачала головой и тихо, беззлобно сказала:
— Эх, молодёжь, молодёжь, ничего–то вы ещё не понимаете.
Убедившись, что достойно ответила бабушке, девушка обернулась ко мне и ответила:
— Ты, Василий, спросил, сколько мне ещё учиться? Отвечаю. В июне следующего года я получу диплом фельдшера и где–то в городе или районе буду лечить людей, но это будет зависеть от того, куда получу направление, может, направят в твои, как их, Хвастовичи. — Она лукаво посмотрела на меня и продолжала фантазировать. — Однажды, когда на каких–то ответственных районных соревнованиях ты получишь травму, потеряешь сознание и попадешь ко мне в больницу, я как гляну на твою грудь, увешанную значками, так и обомлею. Ба, сама судьба нас свела. Вот вылечу парня, выхожу и никому не отдам, а значки попрошу у него на память и буду хранить всю жизнь, как волшебный талисман, соединивший две наши судьбы в одну.
Глаза её смеялись, и она, глянув на меня, искоса наблюдала и ждала, как я буду реагировать на её фантазию. А я слушал, удивлялся её бесшабашности и смелости, и тут же вспомнил историю любви дяди Васи, только что рассказанную мне
— Вась, ты чего так испугался? С тобой и пошутить нельзя. Не бойся. Скоро выйдем на вокзал, затеряемся, как песчинки в море, в большом городе, и никогда больше не встретимся, лишь иногда будешь вспоминать, как одна дерзкая девчонка тебя разыграла.
После её слов я действительно испугался и поспешно заявил:
— Лена, мне нравятся твои смелость, умение быть центром внимания, твой сарказм, и, если бы ты дала мне свой адрес, то мы могли бы встречаться. Ты как на это смотришь?
Сказав это, я как–то удивился своей смелости. Видно на меня подействовали её простота, непосредственность, насмешливый тон, самоуверенность и какое–то скрытое превосходство. Она хитро улыбнулась и полушутя, полусерьезно сказала:
— Я, пожалуй, соглашусь, если ты подаришь мне на память все свои значки.
Я наконец понял, что она просто издевается надо мной и видно решила проверить меня на терпимость к её колкостям. На этот раз я ей резко заметил:
— Если ты меня считаешь деревенским увальнем и недоумком, то нам с тобой больше не о чем разговаривать, товарищ недоделанный фельдшер.
Я ещё хотел что–то сказать ей колкое, но она перебила:
— О, а ты, оказывается, не такой уж и безобидный, и зубки у тебя есть. Это мне нравится, я не люблю тихоней.
Лицо её вдруг приняло серьезное выражение, и она надолго замолчала. Я это принял по–своему и, изображая обиженного, снова забрался на верхнюю полку и почти до самого Ленинграда лежал с закрытыми глазами и думал. Никогда в жизни ещё вот так открыто не говорил с девушкой о дружбе. Она милая приятная девушка, но зачем же надсмехаться над моей деревенской невоспитанностью и моими дурными привычками. Да, я застенчивый, нерешительный, не умею вести себя с женщинами, но это всё исправимо. К тому же у меня немало и достоинств. А тут ещё к значкам моим прицепилась, будто я их в магазине купил. Каждый значок мне дорог и памятен тем, что заработан он многодневными тренировками. Я использовал каждую свободную минуту, чтобы совершенствовать свои дух и тело, и делал это не для хвастовства, а чтобы стать достойным защитником Родины. Чтобы быть сильным и ловким, сделал перед домом турник, где каждый день устраивал соревнования с такими же, как сам. Чтобы быть быстрым и выносливым, совершал кроссы вокруг озера. И даже в соседнее село к маминым родственникам, за три километра, тоже всегда бегал. Мою любовь к передвижению таким образом мама одобряла и говорила: «Это хорошо, сынок, что ты быстро бегаешь, здоровее будешь». Её похвала меня окрыляла и ещё больше распаляла во мне спортивный азарт и соревновательный дух. Не найдя в своем поведении и своей внешности ничего плохого и порочного, успокоился и задремал. Проснулся оттого, что проводница шла по проходу вагона и громко объявляла: «Подъезжаем к Ленинграду! Прошу собрать свои вещи и приготовиться к встрече с любимым городом». Я вытащил из–под головы вещмешок и спустился вниз, однако Лены в купе не было. Перехватив мой блуждающий взгляд, женщина «божий одуванчик» посмотрела на меня и сказала: «Сошла твоя попутчица на предыдущей станции. Да она мне и не понравилась. Какая–то развязная, дерзкая. Нет, девушка должна быть скромной, женственной, загадочной. Вот вы хороший парень, а она почему–то на вас набросилась со своими надуманными претензиями». У меня вырвалось: