Недошутка
Шрифт:
Праздник у Эммы, Фил просить помочь с провенансом
Потом идет, Генти, Филова «месть»
Психбольница, башня, трос
Эпилог
Паб, в доме у Фила.
Все подробности состояния Алекса вставить, если есть ирония или они что-то значат.
Скажи, что шутишь
Фил, даже если бы ты бросил часы сразу, Генти все равно тянул бы время. Он мастер давления, потому и занял свое место.
– И я
3 часть
Начало со звонка Селесты
До эпилога в доме Фила
2 часть
Начало с реан-ции
Конец – вечеринка в честь Фила, его звонок
1 часть
Мне нужны эти,
Из Алекса вылилась вода
Маленький Джон:
–
2 часть. Большой шаг
Едва в государственной клинике Гринвича удалось стабилизировать сердцебиение Алекса, Фил связался с отцом. Дело шло к ночи, он мало на что рассчитывал, уже с трудом соображал и, наверно, пару раз назвал себя убийцей или всхлипнул. Но в ответ на эту сбивчивую маловразумительную просьбу отец проявил вдруг редкое понимание – организовал перевозку Алекса в частную Лондонскую клинику в центре, где оборудование на порядок было лучше и новее. Правда, обычный реанимобиль врачи забраковали, признав состояние Алекса малотранспортабельным, однако на вертолет санавиации в итоге дали добро.
На второй день в клинике врачам удалось снизить внутричерепное давление Алекса без трепанации и предупредить отек мозга, но он по-прежнему был без сознания.
И хотя Фил дал подробное описание всех действующих лиц произошедшей драмы и даже некоторых из тех, что сидели "на галерке", прошёл день, другой, третий – а полиция никого еще не арестовала.
– Проводятся необходимые разыскные действия, – устало повторяла дежурный сержант в ответ на его звонки с расспросами.
Тогда Фил отправился к однокласснику, работавшему редактором "Мирроу", и рассказал основные факты. За некоторыми исключениями, конечно, – всей правды он не мог пока рассказать никому. Одноклассник обещал выход статьи на следующий же день, но и через день она не вышла, зато Фила к себе вызвал отец. Одноклассник был также и сыном его приятеля.
Полицейские делают все необходимое, сообщил отец. Так же как и врачи, добавил он веско, и Филу не стоит встревать. Во-первых, чтобы не спугнуть преступников.
Фил попытался возразить, что их нужно ловить по горячим следам, пока не успели свалить за границу.
А во-вторых, не слушая, добавил отец, не стоит скандализировать фамилию Сноудон без крайней нужды.
"Без крайней нужды" – это был эвфемизм для сочетания "еще больше скандализировать". Ведь роль его, Фила, во всей этой истории тоже была неоднозначна – дочитал Фил в его взгляде. И именно сейчас ничем не мог возразить. Фил был ему обязан – лечение в клинике проводилось полностью за счет отца. И еще одно – это повисло в воздухе, но это могло повредить и политической карьере отца, и удачному замужеству Селесты. Не стоило бросать тень на всю семью лишь из-за одного идеалистического убеждения, что каждое преступление обязательно должно быть наказано.
До суда может так и не дойти, добавил отец неуловимо жестче, ведь прямых доказательств нет, кроме его, Филовых слов, а они могут быть сочтены предвзятыми. Очевидно, отец, как и многие, не верил, что Алекс тоже сможет когда-нибудь свидетельствовать. И Фил расшифровывал до конца и эту мысль (он проявлял сегодня удивительную догадливость): на суде неоднозначного свидетеля хороший адвокат вполне могут перевести в разряд подозреваемых. Особенно с учетом того, что Фил сам себя подставил, крикнув по телефону в Гринвичской больнице, что это он убийца, – и кто-то из персонала, конечно же, это услышал. И суд присяжных может стать катастрофой, ведь в обществе до сих пор относятся к знати с некоторым предубеждением.
При самом неблагоприятном развитии
Фил не спросил, сколько средств у отца займёт замять эту историю, учитывая, что скандал уже начал подниматься, а слухи проникать не только в актёрскую среду, но и уже в высшие слои – правда, пока ещё осторожно, намёками, а отец не стал рассказывать. Он тоже не очень-то любил жаловаться.
Получалось, человек тяжело пострадал, а это дело собирались просто замять. Фил молча кивнул, соглашаясь с отцом, а про себя думал лишь об одном: достанет ли у него ресурсов восстановить справедливость за свой счёт.
Часть 2
Пролог
Алекс уже какое-то время шел по лабиринту из высокой зеленой живой изгороди, так что и не перепрыгнешь, и кое-где на поворотах над изгородью веют часы, просто так в воздухе, без поддержки. Часы были самые разные, некоторые наручные на ремешке, а некоторые карманные на цепочке, причем цепочки из золота, серебра и бронзы уходили куда-то бесконечно вверх. Некоторые были даже знакомы, но он сейчас не помнил их по названиям. Периодически они начинали громко бить, и сразу после этого проявлялись словно ниоткуда обрывки речей и разговоров. Воздух здесь был какой-то разреженный, как в горах, и при этом суховатый, так что иногда слегка кружилась голова и приходилось дышать через рот, потому что нос частенько закладывало.
Алекс не знал, сколько уже прошло времени и наступила ли ночь. Здесь было какое-то искусственное ровное освещение. Здесь явно был кто-то еще, какие-то миниатюрные обитатели – то кто-то подует в шее, то легко коснется невесомыми крылышками лица, раздавалось какое-то слабенькое щебетание – но у него никак не получалось их увидеть.
Тут до него вдруг донесся разгневанный голос Эллы – похоже, она с кем-то выясняла отношения.
– Слушайте, док, когда я уезжала, с ним все было в порядке, – с явным наездом сказала она.
– Боюсь, на вашего друга было совершено нападение, – ответил неведомый док. – Его некоторое время удерживали под водой. И прежде чем подоспела помощь, его мозг успел пострадать от гипоксии. Мы делаем все возможное, но ему нужно время.
Элла помолчала.
– Кто удерживал?
– Ведётся следствие, уверен, виновные будут наказаны.
– А вы еще долго будете держать его на аппарате?
– Его дыхательные пути все еще в опасности, – ответил врач. – После тяжелых травм мозг иногда может забывать, как дышать или глотать, но ему просто нужно немного больше времени на восстановление.
– Погибшие клетки ведь не восстановятся? – уже тише спросила Элла.
Но доктор не терял оптимизма:
– Зато их вполне могут заменить коллеги. Мы ведь до сих пор не знаем всех возможностей мозга, он может быть удивительно пластичен и адаптивен.
Алекс свернул за очередной поворот, и голоса резко стихли, зато вместо часов на углу образовался старинный патефон, и из него с характерным потрескиванием полился вдруг Настин голос. Она запела неожиданно "Герой не моего романа"3, и Алекс даже остановился, завороженно вслушиваясь в ее дивное исполнение. Он так привык уже гнать любые мысли о ней, но эта внезапная песня застала врасплох, и вместе с ней с размаху догнало осознание, как сильно ее не хватало все эти годы.