Недремлющий глаз бога Ра
Шрифт:
Я кивнул.
— Вот и хорошо. Сейчас, значить, я скажу компьютеру, чтобы он дверь открыл, а потом будете сами командовать. Когда ваш голос на микрофон запишут. Как по-английски пятьдесят два?
— Fifty-two.
Куратор достал пухлый блокнот и, ведя по странице пальцем, прочел:
— Computer. Open the door fifty-two.
Его произношение не показалось мне академическим, однако тут же последовал приглушенный металлический щелчок.
— Слышали? — радостно спросил Сперанский. — Замок автоматически открылся! Точно
— Помню, Федор Федорович. А «Мицар» идет в Лагос? И хотелось бы узнать цель экспедиции — в Москве нам так ничего и не сказали.
— Ну, еще поговорим, — он явно намеревался смыться, — еще будет время для обстоятельной беседы. А сейчас, значить, у меня срочных дел невпроворот. Вы лучше помойтесь да отоспитесь с дальней дороги.
— Тогда я бы переодеться хотел.
— Вещи принесут, не беспокойтесь. И к завтраку позовут. Там на стенке телевизор — сам включается. Он, значить, у нас вместо телефона. Техническое новшество, значить. Вы меня видите, я вас вижу, и к тому же разговариваем.
— Ну хорошо, — не стал настаивать я и тронул бронзовую ручку. — А как мне Липскому позвонить?
— Не надоел приятель за столько-то времени? Нет, пока ваш голос на микрофон не запишут, никуда вы звонить не сможете. Спите, значить, а я пойду. Дел навалилось, — он поплелся к выходу.
А я открыл дверь и зашел в каюту.
Убранство поразило великолепием.
Стены были украшены гобеленами, а потолок задрапирован вышитым под звездное небо атласом. В центре стоял резной письменный стол, инкрустированный красным деревом, за ним полукруглый кожаный диван, а огромная кровать пряталась в алькове, убранном кружевами.
Большую часть противоположной стены занимал встроенный экран, на котором мелькали кадры порнографического фильма.
— Ещё бы ту блондинку сюда… — тут же шепнул мне нахальный внутренний голос.
— Ага! Варьете не хочешь? — поинтересовался я и, не дождавшись ответа, зашел в ванную.
Здесь роскошь отделки просто превосходила мое совковое воображение!
Глубокая сидячая ванна была отделана золотом и малахитом, а стены представляли собой единое мозаичное панно: сказочный подводный мир с соблазнительными русалками на переднем плане.
В шкафчике над малахитовой умывальной раковиной оказались бритвенный прибор, зубная щетка и такое количество парфюмерии, что при других обстоятельствах можно было бы открывать мелкооптовую торговлю.
А рядом с настенным зеркалом, оправленным в ажурную позолоченную раму, висел махровый купальный халат — предел мечтаний.
Приняв душ, я накинул это сказочное одеяние и, впервые в жизни ощутив себя кандидатом наук, отправился исследовать каюту.
— А в чем, собственно, дело? — выступил внутренний голос, когда я плюхнулся на диван. — Может, тут весь экипаж из стариков и женщин. Не зря же она так смотрела…
В
— Может, они уже год в рейсе. Или два! — не унимался голос.
— Так нужно хорошенько закрываться! — посоветовал я и полез во второй ящик. — Разорвут…
Тут по каюте проплыл мелодичный звон, и вместо призывно вздрагивающей попки на экране появилось курносое лицо куратора.
— Сергей Сергеевич, тут вопросики кой-какие по анкете имеются. Не возьметесь ли уточнить?
— С удовольствием, Федор Федорович.
— Назовите, значить, поточнее организации и другие ведомства, в которых вы работали после окончания диплома, — он, как мне показалось, приготовился писать.
— Институт вирусологии имени Ивановского, Всесоюзный институт гриппа в Ленинграде, Институт вирусных инфекций в Свердловске и НИИ вирусных препаратов в Москве, — медленно перечислил я.
— Так. Правильно. А последняя, как говорится, должность?
— Старший научный сотрудник. А вы, я не понял, проверяете меня что ли?
— Интересуюсь не от себя лично! — он полистал какие-то бумаженции. — Диссертация ваша как называется?
А вот этого я не люблю! Ничего секретного в моей работе нет, но с мангустами мы так не договаривались.
— Название длинное, узкопрофессиональное и абсолютно ничего вам не скажет. К тому же, работа всё равно не была допущена к защите. А что, это имеет отношение к экспедиции?
— Ну, мы ещё увидим — имеет или не имеет. Это как начальство скажет. А вы мне лучше объясните попроще, без всяких там терминов и аминокислот, почему вашу диссертацию защищаться не допустили. Что это вы такое открыли, значить?
Терпеть не могу, когда со мной так разговаривают! Во мне сразу просыпается дух противоречия и провоцирует на неэтичные высказывания.
Но с первых шагов конфликтовать не хотелось:
— Боюсь, что без аминокислот не получится. Я как раз и работал над наследственным веществом вируса гриппа — его рибонуклеиновой кислотой.
— Ну, всё равно, не стесняйтесь, рассказывайте! — Федор Федорович сделал приглашающий жест рукой.
Типичный придурок. Хотя такие вот не агрессивны сами по себе, а только волею пославшего их начальства. Поладим как-нибудь:
— Ну, попробую. В двух словах, да?
Научный руководитель кивнул.
— Скажите, вы гриппом болели?
— В Москве, значить, болел регулярно. Каждый год на больничном листе сколько-нибудь просиживал.
— А если каждый год, то, наверное, помните, что болезнь протекала по-разному? Например, один раз грудь больше болела, а другой — голова и горло?
— Правду говорите! В один раз чуть не помер от температуры — так прихватило. А потом ничего, Бог миловал. Покашляешь с недельку, носом пошмыгаешь и вперед! По зову, значить, родной партии и на благо трудового народа.