Нефертари. Царица египетская
Шрифт:
— Разве боги не позаботятся о египетской царевне?
— Моя мать была царица, и боги о ней не позаботились! И потом… что, если я не хочу иметь детей?
Алоли шумно вздохнула.
— Этого хочет каждая женщина.
— И ты?
Алоли махнула рукой, словно отводя непослушную прядь.
— Кому я нужна! Мне-то царицей не стать.
— Но ты бы рискнула родить ребенка? — не унималась я.
— Думаю, да, если найдется человек, которому по карману покупать мне драгоценности, — легкомысленно сказала жрица, но, перехватив мой взгляд,
Я вспыхнула.
— Ты мечтаешь о фараоне! — воскликнула она.
— Я думаю только о нас с ним… никаких детей.
— И вы с ним… в постели?
У меня горели щеки, но я кивнула.
— И ты делаешь так, как я тебя учила? — быстро уточнила жрица.
— Алоли!
— Это важно!
— Да. С тех пор как Рамсес отправился воевать, я только о нем и думаю. И в банях, и перед наосом, даже в святилище.
— Если ты мечтаешь о нем по ночам, — серьезно заметила Алоли, — то и он тоже.
Я уставилась на нее.
— Откуда ты знаешь?
— Он с тебя глаз не сводил. — Алоли широко улыбнулась. — Поверь мне, царевна. А когда он вернется, то уж постарается, чтобы мечты стали явью.
Я думала о Рамсесе — вспоминает ли он запах моих волос, подобно тому как я, закрыв глаза, вспоминаю запах его кожи? Представляет ли он себе, как мы лежим рядом, и ничто не разделяет наши тела, кроме теплого летнего ветерка? Как мы падаем на кровать, на мягкие льняные простыни, пахнущие лавандой? Я вспоминала все, чему учила меня Алоли — где целовать нежно, а где крепко, как поцелуями довести мужчину до слез. Мечты мои становились все ярче. Ночью я представляла себя в объятиях Рамсеса, а днем переживала из-за того, что происходит на юге, думала, вернется ли он в Фивы.
Однажды утром, в начале месяца хатира, Пасер спросил меня:
— Ты еще практикуешься в аккадском языке?
— До языков ли тут, если Рамсес может погибнуть в Нубии?
Пасер посмотрел на меня долгим взглядом.
— Если ты решила переживать из-за Рамсеса, то всю оставшуюся жизнь проведешь без сна. Быть фараоном — значит сражаться с врагами, которые хотят захватить твое царство. А когда фараон не сражается с захватчиками, он должен подавлять внутренние мятежи. За Нубию с ее золотыми копями держался даже фараон-еретик. Рамсес вернется не раньше, чем окончательно подавит мятеж. Так что тебе ничего не остается…
— Остается! — прервала я. — Я могла бы поехать с ним.
Пасер посмотрел на меня так, словно мне на голову вдруг сел ибис.
— И что бы ты там делала? — спросил он. — Фараон Рамсес обучался военному ремеслу с малых лет. Там — кровь, смерть, раненые кричат по ночам…
— Женщины могут ухаживать за больными, — возразила я.
— Тебе приходилось видеть, как человеку отрубают в бою руку?
Я, стараясь не побледнеть, ответила:
— Нет.
—
— Нет. Зато я видела состязания колесниц и воинов, что погибали под колесами и лошадиными копытами.
— Война — не игра и, уж конечно, не состязание, — с чувством вздохнул Пасер. — Что с тобой будет, если фараон погибнет в бою? Тебя ждет плен, унижения. А Египет окажется ввергнутым в хаос. Кто станет править? Кто сменит на троне фараона Сети? В стране начнутся войны, и все, у кого есть деньги и голова на плечах, постараются уехать.
— Ты же говорил, что в Нубии не опасно. Ты сказал, что он вернется…
— Ну пусть не в Нубии, так в стране хеттов, в Ассирии, в Кадеше! Царевне на войне не место. Если хочешь помочь фараону — молись богине Сехмет, чтобы она возвратила его домой целым и невредимым. А теперь займись аккадским языком.
И все же мне никак не удавалось сосредоточиться. Я не могла ни спать ни есть. Мерит приносила с кухни самые вкусные яства — гусятину с чесноком, медовые лепешки с орехами, но мне ничего не хотелось.
— Так нельзя! — сердилась няня. — Ты превратишься в былинку. Посмотри на себя. — Она взяла меня за руку. — От тебя скоро ничего не останется!
Наконец, когда с отбытия войска минуло почти три месяца, ко мне в комнату заглянула верховная жрица.
— Мерит сказала, ты совсем не ешь. Вот Рамсес вернется из Нубии, а ты рядом с Исет будешь выглядеть облезлой кошкой!
Сидя на постели, я с ужасом уставилась на нее.
— Ни за что!
— Сейчас повара принесут несколько блюд, — сурово продолжила Уосерит, — и ты отведаешь от каждого. — Жрица помедлила у дверей — Утром прибыли гонцы. Войско фараона подавило мятеж.
Глава восьмая
ПЕРВАЯ ПОБЕДА
Если фараон возвращается с войны с победой, это означает, что боги не только смотрят на него, но и протянули ему руку помощи. Улицы Фив заполнили ликующие толпы. Горожане покупали у разносчиков медовые лепешки и гранатовое вино. Из-за холода люди носили длинные набедренные повязки, а я закуталась в подаренный Уосерит плащ. Мы с Уосерит стояли на Аллее сфинксов у храма Амона, и жрица взволнованно шепнула:
— Помни, что я тебе говорила.
— Рамсес должен прийти ко мне сам.
— Не бросайся на него, словно голодная кошка. Но если он захочет встретиться с тобой наедине, можешь согласиться.
Я удивленно посмотрела на Уосерит: раньше она такого не говорила.
— Мужчина — все равно что ивив, — сказала жрица, и мне вспомнился изнеженный песик царицы Туйи. — Корми его хорошенько, и он будет вокруг тебя крутиться. Только нужно, чтобы он понимал: даром его кормить не станут. — Жрица говорила мрачно, а я не понимала, почему она нервничает еще больше меня. — Дай ему понять: если он не примет решение, ты вернешься в храм. — Уосерит сверкнула глазами на мою золотую диадему и плащ, открывавший прозрачную тунику. — И я сильно удивлюсь, если он…