Негасимое пламя
Шрифт:
– Да, правильно, – тихо проговорил стажёр, глядя куда-то в сторону. – Липатов за пропуск объяснялся с безопасностью – значит, не врал, что при нём карты не было с вечера. За него в сейфе копался Котик. И удирал от меня Котик. И рассказал про аварию тоже Котик… Непонятно только, что им обоим в сейфе понадобилось. Хотя нет, подождите… Если вчера мы застали тут Громова…
«Мы застали». Стало быть, хотя бы этому происшествию есть ещё один свидетель. Лучше, чем совсем ничего.
– Время, – напомнил Верховский сразу и стажёру, и себе самому. Порассуждать они ещё успеют; сейчас пора действовать. – Слушай и запоминай. Ты сумел в последний момент вызвать меня
– Надо, – серьёзно сказал Ярослав. – Только будьте осторожны. Если станет известно, что мы с вами успели поговорить…
Верховский коротко кивнул. Казалось, он смотрит сейчас в странное зеркало, честное и безжалостное. Сам он не вёл ли себя так же самоуверенно, пуская на самотёк отдельские неурядицы? Сам не оказался на краю пропасти, чудом успев отступить в последний миг? Или, леший знает, не успев – отступить ещё надо суметь… Телефон требовательно задребезжал пронзительным звонком. Пора возвращаться. На край пропасти. К Витьке.
– Выполняй, – мягко велел Верховский, придерживая палец над пульсирующей зелёной кнопкой. – Я дам знать, когда буду готов к разговору.
Он проследил, чтобы стажёр исчез из кабинета, и только потом взял трубку. Звонил Ерёменко собственной персоной; голос его звучал совершенно обескураженно. Похоже, оперативники выдернули его с ночного отдыха, тоже ощутив нужду в ком-то если не знающем, то хотя бы облечённом властью.
– Саня, ты сюда можешь выбраться? – почти умоляюще попросил динамик. – Мы ни лешего не понимаем…
– Вы давайте фиксируйте картину, – сухо посоветовал Верховский. Вспомнилось некстати: ведь Ерёменко когда-то зарубил ему карьеру… Это уже много лет не имело значения. – Я сейчас буду.
Здание склада, исполосованное над входом чёрными следами пламени, словно царапинами от гигантских когтей, поспешно обводили красно-белой лентой. Ерёменко нервно смолил сигарету поодаль от входа. Он был одет не по форме, в видавшие виды джинсы и обыкновенную чёрную куртку, и занимал мысли, как пить дать, сочинением максимально невинного отчёта для Терехова. Злость улеглась, не успев толком вспыхнуть. Когда человека сдёргивают средь ночи по подобным поводам, он будет думать о чём угодно, кроме сути дела – если, конечно, не заставит себя прекратить искать спасения в мелкой протокольной возне.
– Ну тут и… – бывший начальник незатейливо выругался, охарактеризовав сразу всё, от погоды до происшествия. – Ты сам-то успел посмотреть? Есть мысли, чего стряслось?
– Ни малейшего понятия, – ровным голосом солгал Верховский. Пора начинать скармливать безопасникам только что состряпанную легенду. – Сотрудника к медикам отвозил. Очнётся – может, расскажет что-нибудь.
– Ох уж мне твои сотрудники, – осторожно проворчал Ерёменко. Были
– Или что.
– И чего, как жареным запахло, вот так просто тебя сюда вызвал?
– Стараюсь выстраивать доверительную атмосферу в коллективе, – Верховский усмехнулся собственной иронии. – Вы накопали что-нибудь серьёзное?
– Ни лешего. Парни говорят, если чего и было, сгорело всё, – Ерёменко расстроенно выдохнул сизое дымное облако. – Если твой боец ничего не расскажет, гиблое будет дело. Как же это Витёк… Всегда в поле лучший был, и вот, пожалуйста…
Доверял убийце. Другого объяснения и не придумаешь. Он вообще слишком хорошо думал о людях.
– Дело-то наше пока, получается, – с намёком сообщил Ерёменко. – А там как пойдёт: или к следствию, или к тебе.
– Я понаблюдаю, с твоего позволения, – ответил Верховский, тоном давая понять, что ни в каких позволениях не нуждается. – Хочу попробовать разобраться.
Ерёменко, воровато оглядевшись, отправил окурок в рыхлый снег. Он хотел было ещё что-то сказать, но тут у него в кармане заверещал телефон. От услышанного его обрюзглое лицо обеспокоенно вытянулось. Неужто кого-то поймали?
– Там около трассы что-то, – главный оперативник указал телефоном в сторону тянувшейся вдали цепи придорожных фонарей. – Пойду посмотрю… Ты, если хочешь…
– Хочу, конечно.
Кто б его спрашивал. Верховский готов был увидеть у трассы разбитую машину и кровавую кашу на снегу, но ни того, ни другого не было. Сгрудившиеся на обочине оперативники суетились вокруг неподвижно лежащего на земле человека. Судя по характеру возни, найденный был жив: даже самый бестолковый рядовой не станет колоть укрепляющее трупу. Ерёменко озадаченно крякнул. Он уже сообразил, что ему куда выгоднее оставить дело безнадёжным глухарём.
– Что тут у вас? – командным тоном осведомился Верховский, первым приблизившись к честной компании.
Оперативники не посмели ослушаться: то ли узнали, то ли пребывали в растрёпанных чувствах.
– Только что нашли, – загалдели они наперебой – все, кроме одного, который щелчками ногтя сосредоточенно выгонял из шприца лишний воздух. – Без сознания… Пульс вроде есть… Может, вообще не при делах… Леший знает…
– Дайте-ка посмотреть, – велел Верховский, пресекая беспорядок.
Оперативники мигом расступились: смотри, мол, не жалко. Верховский различил сперва короткую тёмную куртку и издевательски блестящие в свете фонарей носки тяжёлых ботинок. Положение тела казалось почти вольготным; можно было подумать, что это просто чудак-мечтатель, которому вздумалось полюбоваться на звёзды холодной зимней ночью. Но дело совершенно точно обстояло не так.
На припорошенном снегом гравии, широко раскинув руки, в беспамятстве лежал сын Бориса Субботина.
LII. Вопрос доверия
Мишка едва не свернул по привычке к Управе. Полчаса тому назад звонок Верховского настиг его в переполненной электричке; начальник велел сразу же, не заходя в отдел, топать в главный больничный корпус и там ждать дальнейших указаний. Младший офицер понятия не имел, насколько обыденны в контроле такие вещи, и решил, что заранее переживать всё равно бесполезно. Не обязательно ведь это связано со вчерашним подслушанным разговором. Может, шефу взбрело в голову учинить медикам внеплановую ревизию.