Неизбежное. Сцены из русской жизни конца 19-начала 20 века с участием известных лиц
Шрифт:
– Казимир Северинович, а нам что делать?
– спросил Коля.
– Идите, получайте роли, чего вы стоите?
– он схватил молоток и принялся приколачивать фанеру.
– Где-то там бродит наш... этот, как его... кто роли выдаёт... А если его не найдёте, скоро приедут Маяковский с Мейерхольдом, они помогут.
***
Найти того, кто роли выдаёт, оказалось невозможно: все его видели, все утверждали, что он "вот только
– Содом и Гоморра, истинные Содом и Гоморра, - ворчал он, подкладывая щепки в самовар.
– Раньше в ознаменование премьеры стол на сцене ставили на пятьдесят кувертов, и всё из чистого серебра. Кушанья из "Вены" привозили, официантов из "Кюбы" приглашали, сам господин Нейшеллер, наш благодетель, приезжали и оставались довольны, а ныне...
– он безнадёжно махнул рукой.
– Поди, и посуды у вас не имеется?
– спросил он Колю и Ваню.
– Понятное дело, откуда у вас посуда при таких-то одеяниях, - он подал две надтреснутые фаянсовые чашки.
– Нате уж, держите, да только вернуть не забудьте, а то теперь такие актёры пошли, что чашки крадут.
Пристроившись в зале около сваленных в кучу стульев, Коля и Ваня блаженно отхлёбывали кипяток.
– Да, по крайней мере, тепло...
– проговорил Ваня, но тут по залу пронёсся шум, все встрепенулись и вытянули шеи, всматриваясь в двери.
– Маяковский! Маяковский! Маяковский идёт!
В зал вошёл высокий молодой мужчина с резкими чертами лица. На нем была безупречная пиджачная пара и хорошее пальто, но шляпы не было, а голова была выбрита наголо. Он быстро шел к сцене; за ним бежали десятка два человек, кричавшие на ходу:
– Маяковский, прочтите что-нибудь! Умоляем! Не ломайтесь, Маяковский, сколько можно за вами бегать!
Взобравшись на сцену, Маяковский пожал руку Малевичу и отрывисто спросил:
– Ну как, готово наше художество? Успеем к сроку?
– Успеем, если...
– хотел сказать Малевич, но его перебили прибежавшие с Маяковским люди:
– Прочтите стихи! Это просто невежливо, Маяковский, все вас просят.
– Невежливо гнаться за мной, словно за вором на базаре, - парировал Маяковский.
– Ну, чёрт с вами, слушайте.
Он подтянул штаны, заложил руки за спину, качнулся с пятки на мысок и звучным басом, чётко разделяя слова, прочёл:
Граждане!
Сегодня рушится тысячелетнее "Прежде".
Сегодня пересматривается миров основа.
Сегодня
до последней пуговицы в одежде
жизнь переделаем снова...
Тебе, революция,
освистанная,
осмеянная батареями,
тебе,
изъязвленная злословием штыков,
восторженно возношу
над руганью реемой
оды торжественное
"О"!
Тебе
– о, будь ты проклята трижды!
–
и моё,
поэтово
– о, четырежды славься, благословенная!
В зале захлопали и засвистели; кто-то крикнул:
– Маяковский, каким местом вы думаете, что вы - поэт революции?
– Местом, диаметрально противоположным тому, где зародился этот вопрос, - немедленно отозвался Маяковский.
– - Вы писали, что "среди грузинов я - грузин, среди русских я - русский", а среди дураков вы кто?
– не унимались в зале.
– А среди дураков я впервые, - отрезал Маяковский.
– Так вы полагаете, что мы все идиоты?
– Ну что вы! Почему все? Пока я вижу перед собой только одного, - под общий смех ответил Маяковский.
– Но ваши стихи мне непонятны!
– обиделся вопрошающий.
– Ничего, ваши дети их поймут!
– пробасил Маяковский.
– Нет, - закричал он, - и дети мои не поймут!
– А почему вы так убеждены, что ваши дети пойдут в вас? Может быть, у них мама умнее, и они будут похожи на неё, - задумчиво сказал Маяковский.
– Маяковский, вы хорошо одеты, но всё время подтягиваете штаны, - выкрикнула какая-то барышня.
– Это же неприлично.
– А приличнее будет, если они с меня совсем упадут?
– с самым серьёзным видом посмотрел на неё Маяковский. Зал взорвался хохотом, а Маяковский взял Малевича под руку и сказал:
– Пойдёмте, Казимир Северинович, найдём место потише, здесь нам не дадут поговорить.
– Слышал?
– Коля толкнул Ваню в бок.
– Пойдём и мы за ними, а то ничего не добьёмся.
***
Отыскать Малевича и Маяковского удалось в одной из разорённых гримёрных в служебной части театра. Маяковский, недовольно оглянувшись на Колю и Ваню, спросил:
– Что, тоже хотите стихи послушать или поспорить со мной пришли?
– Это мои протеже, Владимир Владимирович, я их привёл. Хотят в пьесе участвовать, - вступился за них Малевич.
– А, это другое дело! Да вы поставьте свои чашки на стол, - не бойтесь, не сопрём, - улыбнулся Маяковский.
– Значит, желаете роли получить? Студенты? От учёбы отлыниваете?
– Какая сейчас учёба...
– протянул Ваня.
– Я раньше на философском учился, а сейчас кому нужна философия.
– Если вы имеете в виду грызню старых фолиантов, то, кроме мышей, никому. Настоящая философия сейчас шагает по улицам и площадям, задавая тон революции, решительно сказал Маяковский.
– К чертям собачим выбросьте ваших Кантов и Гегелей, вооружитесь революционной идей, как маузером, и прокладывайте дорогу новому миру.
– Я ему об этом говорил, - вмешался Коля.
– Почти слово в слово.