Необратимость

Хартманн Дженнифер

– Я очнулась здесь.

– Ну, это ничем не поможет.

Она фыркает, но это больше похоже на смех, чем на раздражение.

– Меня, как и тебя, накачали наркотиками - как и всех, кто попадает сюда. Они не хотят портить товар, если могут этого избежать. Похоже, что тебе все-таки досталось.

– Не знаю, о чем ты говоришь. Я никогда не чувствовал себя лучше.
– В самый неподходящий момент я вытягиваю ноги перед собой, в результате чего наручник трется об открытую рану на лодыжке, что ощущается

очень неприятно. От непроизвольного вздрагивания, пронзающего болью грудную клетку, перехватывает дыхание. Я скрежещу зубами.
– Черт побери.

Она избавляет меня от слов «я же тебе говорила». На самом деле она молчит несколько минут, пока я дышу через нос как можно спокойнее, прислонившись головой к стене. Мои веки такие тяжелые, что я перестаю пытаться держать их открытыми.

– Почти никто не помнит о моем исчезновении. Это было так давно…

Мой подбородок падает на грудь, и, когда я резко просыпаюсь, в голове снова начинает пульсировать. Я заставляю себя открыть глаза. Мне нужно сделать так много всего прямо сейчас. Мне нужно оценить, смогу ли я обнаружить слепые зоны для камеры, осмотреть раковину и унитаз на предмет деталей, которые я мог бы демонтировать и использовать. Придумать конкретный план.

После того как я всю свою взрослую жизнь страдал бессонницей, есть какая-то ирония в том, что мое тело решает отключиться именно здесь.

– Как будто мир движется дальше, - бормочет она, ее голос затихает по мере того, как я удаляюсь.
– Но для меня… время остановилось, когда я вошла в эту комнату.

ГЛАВА 7

Ослепительные лампы дневного света, как всегда, будят меня. Сегодня им помогают крики женщины из камеры напротив.

– Не трогай меня!
– кричит голос.
– Не прикасайся ко мне, черт возьми!

Мое сердце замирает.

Остатки сна улетучиваются, когда я вскакиваю на ноги и бросаюсь к огромной металлической двери, прижимаясь к ней ладонями и лбом. Серая и холодная. Стерильная.

Я сгибаю пальцы, ногти царапают поверхность.

– Пожалуйста, пожалуйста, отпустите меня… остановитесь! Боже, прекратите!

– Какого хрена?
– раздается голос Ника, за которым следует удар кулаком.
– Кто это?

Я сглатываю.

– Я не знаю.

– Что?

– Я не знаю, - повторяю я громче.
– Сиди тихо.

Он так и делает.

Мои веки опускаются, когда я прижимаюсь ближе, желая дотянуться до нее. Тошнота захлестывает меня и оседает в желудке, пока я слушаю, как она умоляет сохранить ей жизнь. Я не уверена, кто там с ней, поскольку видела лишь несколько человек, которые входили и выходили из этой комнаты.

Хранитель времени. Роджер. Медсестры. Рыжеволосый парень - Ник сказал, что его зовут Дольф.

Однажды

я видела доктора, который навис надо мной, когда я лежала после наркоза, вытянувшись на холодном стальном столе, с закрепленными в фиксаторах ногами. Редкие пряди совершенно белых волос украшали его голову по бокам, оставляя макушку лысой, а уши торчали из головы, как паруса, ловящие ветер на потрепанном корабле. Он был мерзким и похожим на крысу, но в тот момент я чувствовала себя крысой. Научным экспериментом. Ничем иным, как уязвимым существом, находящимся во власти его пристального взгляда, и лишенным всяческого достоинства.

Мое ухо по-прежнему прижато к двери. Крики таинственной женщины переходят в душераздирающее рыдания, и до меня доносится низкий, незнакомый голос.

– Она идеальна.

– Фантастика.
– Хранитель времени.
– Я так и думал, зная ваш тип.

Другой мужчина издает сдавленный смешок.

– Как быстро мы сможем это сделать?

– Я подготовлю ее через десять минут. Сначала мы позаботимся об окончательном расчете.

В сердце молнией ударяет ужас.

Десять минут.

Почему у меня есть годы, а у этой женщины - всего десять минут?

Я гадаю, сколько осталось Нику, когда меня настигает какофония ужаса и шума.

Панический визг женщины. Далекие удары и мучительные крики, доносящиеся из других камер. Мое бешеное сердцебиение душит меня.

– Боже мой, пожалуйста! Нет, пожалуйста, нет!

Шаги. Бормотание. Тошнотворный смех.

– Какого черта! Какого ч…

Ее голос обрывается, а затем раздается громкий удар.

Я представляю, как ее тело падает на землю.

Я отхожу от двери и провожу руками по своим отросшим волосам, цепляясь ногтями за спутанные пряди. Стук и грохот стихают, и жуткая тишина сменяет саундтрек из фильма ужасов.

Ник молчит, что меня удивляет.

Я привыкла к крикам, стенаниям и бессмысленным угрозам - особенно со стороны пленников-мужчин. Они никогда не задерживаются надолго. И чем громче они кричат, тем меньше у них времени. Учитывая сдержанный нрав Ника и его склонность к неуместному сарказму, часть меня задается вопросом, не проходил ли он через нечто худшее.

Это невозможно.

Я подхожу ближе к разделяющей нас стене, мой нос в дюйме от нее.

– Ты послушался меня, - говорю я ему.
– Ты вел себя тихо.

Долгая пауза.

– Какая, черт возьми, польза от крика?

– Я не знаю. Какая польза была вчера?

Он ничего не отвечает, и я гадаю, ухмыляется он или хмурится.

– Ты когда-нибудь пробовала взломать эту штуку?
– наконец спрашивает он.

– Конечно. Мы все пробовали.
– Я постукиваю ногтем по белой перегородке и тру свои потрескавшиеся губы.
– Не трать силы, ты только навредишь себе. Она чем-то укреплена.