Необратимость

Хартманн Дженнифер

Он также был последним, но я этого не говорю.

– Итак, она пела, играла на гитаре и готовила куриный пирог.

– Это, пожалуй, и весь итог.

Я полон дерьма. Этого даже близко недостаточно, чтобы подвести итог.

– Может, ты расскажешь мне больше? Что еще она любила делать?
– Отчаяние, прозвучавшее в этом вопросе, заставляет меня вспомнить, как одинока девушка за стеной. Иногда я забываю, что моя сестра была одной из ее подруг на несколько мимолетных мгновений. У нее не было времени узнать ее достаточно

хорошо.

При других обстоятельствах, несомненно, они стали бы подругами.

Именно этого она хочет от меня сейчас - спасательного круга, связи с девушкой, которая пела ей с той стороны стены.

– Она спасла меня.
– Это чистая правда, правда.
– Она спасла мне жизнь.

– Что она сделала?
– В этих словах слышно благоговение, и внезапно я не могу вспомнить, почему я молчал о ней так долго. Почему я отказывался говорить о ней. Может быть, я не хотел приносить ее память в это место тьмы и смерти. Но дело в том, что она уже была здесь.

– По какой-то причине она верила, что я чего-то стою. Бог знает почему - в большинстве случаев я был не слишком добр к ней, но, когда она принимала решение, ее было уже не переубедить. Однажды, когда ей было шесть лет, я побил хулигана на детской площадке, и после этого она была уверена, что мне суждено стать супергероем.

– Я буду твоим помощником, - объявила она, повиснув на коленях на перекладине.
– У меня даже может быть прозвище. Какое, как ты думаешь?

– Мне не нужен помощник. Ты, наверное, описаешься при первом же взгляде на Джокера.

– Нет, не описаюсь. Я могу быть храброй, как ты. О, я знаю!
– Она указала на гнездо, устроенное в ветвях осины.
– Я могу быть синей птицей.

– Никто не боится синей птицы.
– Я потянула за одну из косичек, свисающих вниз.
– Кроме того, это имя уже занято.

Я проводил свои выходные, сидя на полу в местном магазине комиксов и читая. Я знал об этом.

– Почему? Если никто их не боится?

– Потому что… ты заноза в заднице. Вот почему.

На следующий день, когда она пошла в школу, она попросила свою учительницу в первом классе помочь ей придумать имя, вдохновленное птицами, и когда она вернулась, то объявила себя Голубой жемчужиной.

Конечно, мне это показалось смешным.

– После этого она несколько лет ходила за мной по пятам. Боялась, что упустит возможность помочь мне совершить что-то героическое.
– Объективно говоря, мои кулаки имели склонность встревать в неприятности, но в воображении Сары я боролся за справедливость. Защищал беззащитных.

–

Это самая милая вещь, которую я когда-либо слышала.

– В то время я так не думал.

– Звучит как типичные отношения старшего брата и младшей сестры.

Это было не так.

По правде говоря, у меня были очень сложные чувства к младшей сестре. Когда мы росли, к ней относились как к принцессе, как будто она была единственной, кто излучал весь свет и надежду в мире, в то время как я родился с тенью, окружавшей меня. От которой я никогда не мог избавиться.

Я хотел возненавидеть Сару за то, что она собой представляла.

И я пытался.

Но в конце концов в ней действительно было все то, что видели в ней родители, и, прислонившись спиной к спине, устремив взгляд на кровать, где она спала какое-то время, я позволил ее сущности ожить в моих словах.

Я возвращал ее к жизни, хотя бы в воспоминаниях.

– Когда я заканчивал школу и размышлял, какую карьеру выбрать, моя мать посмотрела мне прямо в глаза и сказала, что мне не стоит беспокоиться, потому что я все равно закончу свою жизнь в тюрьме.

– Как она могла сказать такое собственному ребенку?

– У нее были свои причины.
– Моя мать была сложным человеком. Она была сломлена.

Думаю, когда-то она была полна надежд, но, когда жизнь подвела ее, она ожесточилась. К сожалению, я символизировал начало этого.

– Как бы то ни было, именно Сара нашла меня и сказала, что, по ее мнению, у меня другая судьба. Что я должен спасать людей.

Она верила в меня так сильно, что это стало казаться… возможным.

Ее мечты дарили мне проблеск света в конце туннеля - достаточно, чтобы не сдаваться. Я поступил в полицейскую академию благодаря сестре и ее дерзким мечтам, но это тайна, которую я храню по нескольким причинам.

На самом деле, теперь это неважно. Это была другая жизнь.

Теперь я пленник, как Эверли. Как Сара.

Наши жизни, сплетенные воедино двумя камерами. Лишенные света. Обреченные на один и тот же конец.

– Хорошо.
– В голосе Эверли звучит та же твердая убежденность, что и у моей сестры.
– Потому что ты чего-то стоишь. Ты стоишь гораздо большего, чем думаешь.

– Да.
– Я улыбаюсь.
– Вы двое во многом похожи.

Она размышляет над этим несколько минут, а ее неизбежный вопрос таится в тени.

– Почему твоя мать была так жестока с тобой? Какое у нее могло быть оправдание?

– Это из-за того, каким образом я появился на свет, - говорю я ей, поскольку больше нет причин скрывать.
– Я был постоянным, непреходящим символом всего, что шло не так.

– Это как-то связано с твоим отцом?

– Это имело к нему самое непосредственное отношение.
– Валун продолжает катиться. Набирает скорость. Срывается с обрыва.

– Он был плохим человеком?

– Он был насильником, Эверли.