Необратимость
Шрифт:
Эллисон? Коллеги?
Безликие поклонники и фанаты?
Я представляю, сколько людей отписались от моих аккаунтов в социальных сетях, потому что я больше не актуальна. Меня больше нет. Не знаю, почему, но эта мысль мучительна. Отдается болью в сердце.
Всю свою жизнь я думала, что самое страшное чувство - это когда тебя ненавидят, осуждают, презирают - просто за то, что ты существуешь. Но теперь я знаю, что предпочла бы все это.
Худшее,
Я сворачиваюсь калачиком и поворачиваюсь лицом к стене, ожидая ответа Айзека. Он молчит, и боль только усиливается.
– Тебе не обязательно что-то говорить, - бормочу я, не уверенная, что он вообще меня слышит.
– Не думаю, что от твоего ответа мне станет легче. В ушах у меня раздается тихий гул. Океанские волны.
– Никто меня не ищет. И я не ожидаю, что тебе будет не все равно.
– М-м-м, - бормочет он.
– Звучит так, будто ты сдаешься.
– А почему бы и нет? Мир считает меня мертвой. Я больше не имею значения.
– Да кого, черт возьми, волнует, что думает мир? Они не имеют никакого отношения к тебе. Просто посторонние, - говорит он.
– Твоя ценность не определяется внешней оценкой. Это чушь собачья.
– Ты не должен…
Он бьет ладонью по стене между нами. Сильно.
– Ты все еще имеешь значение.
У меня перехватывает дыхание. Я сжимаю переднюю часть ночной рубашки и закрываю глаза.
– Я просто думаю… я чувствую, что…
– Нет. К черту все, что ты собираешься сказать.
– Еще два удара.
– Ты. Имеешь. Значение.
– Айзек…
– Тебя зовут Эверли Кросс, и ты, черт возьми, имеешь значение. Поверь в это. Признай это. И начни бороться, как ты умеешь это делать.
Мне хочется плакать.
Его тон суров, но от его слов у меня внутри становится мягко и тепло. Возможно, дело в лихорадке, но я думаю, что в нем.
Все мои силы уходят на то, чтобы поднять руку и прижать ладонь к стене.
– Я не считала тебя человеком… способным подбодрить.
Он ворчит.
– По-моему, я достаточно умен, чтобы понимать, что мои шансы на выживание зависят от хмурой соседки.
Вялая улыбка появляется на моих губах.
– Странный способ сказать, что я тебе нравлюсь.
Его тон смягчается, опровергая его слова.
– Я терплю тебя.
– Да… - Мои глаза снова закрываются, инфекция забирает меня.
– Я тоже терплю тебя, Айзек.
Прежде чем я полностью погружаюсь в лихорадочный сон, дверь в мою комнату открывается. Я с трудом открываю глаза и смотрю на огромную фигуру, стоящую передо мной. Две фигуры? Нет… только одна. Мое зрение подводит меня, в глазах двоится.
Я сглатываю наждачную бумагу в горле.
– Роджер?
Он ворчит.
– Завтрак.
– Я… я больна. Ты можешь… - Я зачем-то тянусь к нему,
И вот тогда я нащупываю его. Я вспоминаю.
Я должна это сделать.
Прямо сейчас.
Роджер идет ко мне с расплывающейся тарелкой, и звук его шагов по плитке смешивается с ощущением проволоки, обвитой пряжей, скользящей в моей ладони. Я обхватываю ее рукой, приподнимаюсь и падаю на кровать.
– Роджер… пожалуйста.
– Я сжимаю браслет, сердце колотится под ребрами.
– Мне нужно лекарство.
Еще одно ворчание пещерного человека.
– Ты выживешь.
– Нет. Это серьезно. Что-то пошло не так… с моей процедурой.
Сомневаясь, Роджер смотрит на меня глазами-бусинками, его лысая голова превращается в две головы, затем снова в одну. Я не могу его прочитать. Его лицо ничего не выражает, но он все еще здесь.
Я поднимаю ослабевшую руку, наш драгоценный план побега зажат в кулаке.
– Ты можешь… помочь мне сесть?
– Он видит, что я не притворяюсь. Мне действительно плохо - я потею, дрожу и обессилена. Моя кожа горячая и покрасневшая, и я могу только представить, как сейчас выгляжу.
– Пожалуйста. Ты мне… нужен.
Невыносимо произносить эти слова, но гнить в этой камере еще хуже.
Айзек молчит.
Он слушает, ждет, безмолвно умоляет как-то передать этот браслет.
Мое сердце колотится от избытка адреналина, напоминая о том, что я все еще жива.
Я все еще здесь.
Я все еще имею значение.
– Роджер… - Потянувшись к нему, я пытаюсь двигаться самостоятельно, но падаю назад с тихим стоном.
– Я не могу. Я хочу есть.
Наконец, к моему огромному облегчению, Роджер подходит. Я замечаю, как он оглядывается через плечо на камеру, прежде чем снова посмотреть на меня. Он ничего не говорит, наклоняется и обхватывает мой торс своими мощными руками, поднимая меня вверх, на колени.
Я цепляюсь за него.
Я крепко обнимаю его, прижимаясь горячей щекой к его груди.
– Спасибо.
Его большое тело застывает в моих объятиях, пока я обнимаю его, изображая радость и комфорт. От него пахнет отбеливателем и сигаретным дымом, смертью и разложением. Но когда мои руки медленно спускаются по его талии, я осторожно засовываю браслет в задний карман и сжимаю его ягодицу.
Роджер напрягается с тихим стоном. Притягивает меня ближе, прижимает к себе.
– М-м-м, - стонет он, издавая непристойный, гротескный звук, который скручивает мои внутренности, как болезнь похуже, чем эта инфекция. Огромная лапа обхватывает мою задницу, ощупывая меня через тонкую рубашку.