Необратимость
Шрифт:
– Спасибо, что поделился ею со мной.
– Голос Эверли становится мягче, ближе, словно она вошла в какой-то священный храм.
– Я знала, что она мне нравится. Мне просто хотелось бы узнать ее получше.
– Я рад, что ты была рядом и составила ей компанию… в конце.
Мне нужно отдохнуть. Побыть с моими призраками и подготовиться с боем выбраться отсюда. Потому что независимо от того, верю я или нет, что у меня есть шанс выбраться целым и невредимым, я все равно в долгу перед этим ублюдком за то, что он забрал мою сестру из этого
И еще Эверли…
Не знаю, почему я чувствую себя обязанным задать этот вопрос, когда уже знаю ответ.
– Тот медиатор для гитары. Он голубой, да? Блестящий?
– Да.
Я представляю, как Эверли держит его в руках, словно это что-то бесценное. Ее любимый сувенир. Я сам купил его много лет назад. Он был особенным. Сара даже дала ему имя.
Джуэл10.
– Это ее.
Моей помощницы.
– Я знаю.
– Позаботься о нем ради нее, хорошо?
Ее ответ звучит не громче шепота.
– Всегда.
ГЛАВА 19
Шесть дней неудача за неудачей.
Роджер приносил мне еду - утром, днем и вечером, - а я делала все, что было в моих силах, чтобы засунуть куда-то этот браслет. Хлопала ресницами, застенчиво улыбалась, кокетничала. Притворялась, что жажду общения и его компании.
Ничего не действовало.
Моим единственным шансом выбраться отсюда была стена, более непробиваемая, чем те четыре стены, что окружали меня.
Клянусь, они сжимаются.
А может, это просто надежда.
Живот прорезает резкая боль, когда я лежу на матрасе, свернувшись в дрожащий клубок. За последние несколько дней мое состояние ухудшилось. Я не знаю, что происходит, но сегодня утром я проснулась с температурой, которая ощущается как раскаленная лава, бурлящая под кожей.
Натянув одеяло до самого подбородка, я стону, когда на меня накатывает очередная волна жгучей боли.
Голос Айзека раздается рядом со мной, как неразборчивый шум.
– …и тогда его голова окажется на моей тарелке для завтрака.
Я медленно моргаю.
– Что?
– Людоед. Обезглавливание неизбежно.
– Звучит… мило.
– Мои веки закрываются, как занавески, задергивая сцену моих затуманенных глаз.
– Я не хочу завтракать. Я не голодна.
Он делает паузу.
– У тебя там все в порядке?
– Блинчики вкусные.
– И что теперь?
Когда я снова открываю глаза, над моей головой танцуют блинчики со счастливыми лицами, политые сиропом и растопленным маслом. Теплая жижа капает мне в глаза.
К счастью, у меня достаточно здравого смысла, чтобы понять, что у меня лихорадка.
Я вытираю лицо, это всего лишь пот.
– Айзек…
– Меня пробирает ледяной озноб, контрастирующий с горящей кожей. Матрас подо мной ходит ходуном, когда я безостановочно дрожу, подтянув колени к груди.
Повисает еще одна долгая пауза, прежде чем его голос звучит ближе.
– Заболела? Похоже на грипп?
– Мне кажется, хуже, - хриплю я.
– Моя процедура… что-то не так.
Удар в стену.
– Черт.
Я не могу понять, беспокоится ли он о моем здоровье или о нашем плане побега. Я едва могу двигаться, не говоря уже о том, чтобы приставать к Роджеру. Я уже потерпела неудачу, и теперь мое состояние ухудшается с каждой минутой.
– Я… замерзаю, - говорю я ему, щелкая зубами.
– Высокая температура. И живот… болит. Тупая боль и тошнота. Кажется, меня сейчас стошнит.
– Черт побери.
– Проклятие вырывается хриплым шепотом сквозь стиснутые зубы.
Я хочу верить, что ему не все равно.
Что он беспокоится обо мне.
В голове крутятся бесплодные фантазии и грезы наяву. Если бы мы сбежали, поддерживали бы мы связь? Стали бы мы ежемесячно встречаться за чашкой кофе или пересекаться за обедом в милых кафе?
О чем бы мы говорили?
Нас объединяет только стена, безумец и куча общих травм - совсем не тот фундамент, на котором вырастают длительные дружеские отношения.
И тогда я задаюсь вопросом, сможем ли мы когда-нибудь стать… кем-то большим.
На мгновение меня охватывает чувство вины, слезы застилают глаза, физическое и эмоциональное потрясение разрушает меня изнутри.
Я никогда не представляла себе жизни без него.
Без Джаспера.
Айзек врывается в мои мысли.
– Как ты обычно чувствуешь себя после процедуры?
Его голос звучит откуда-то издалека, как далекое эхо, доносимое ветром.
– Немного болит. Небольшие спазмы, не сильнее менструальных. Но сейчас… - Я пытаюсь отдышаться, как будто воздуха недостаточно, и ветер уносит и его.
– Боль намного сильнее. Я не могу перестать дрожать. Такое ощущение, что… я умираю.
– Я беспомощно всхлипываю.
– Ты можешь себе представить? Все эти годы я выживала в лапах извращенных серийных убийц, и меня прикончит какая-то дурацкая инфекция.
– Нет.
– Он бьет по стене, причем, похоже, обеими руками.
– К черту это. Этого не будет.
– Ты бы скучал по мне?
Глупый вопрос, совершенно бессмысленный. И все же глупая улыбка появляется на моих губах, когда я смотрю на потолок, наблюдая, как он расплывается и движется, превращаясь в усеянную звездами галактику. Мне кажется, я слышу смех. Детей. Моя мама рядом со мной, убирает мои слипшиеся от пота волосы, кормит меня супом с ложечки.
Скучает ли мама по мне?