Необыкновенные приключения юных кубанцев
Шрифт:
Между тем солнце перевалило за полдень и пекло так, словно вознамерилось поджарить не только ребят, но и всё живое на островке. Несмотря на близость воды листья лопухов начали обвисать, как ошпаренные кипятком. Барашковое облако порой набросит благодатную тень, при этом ветерок тоже вроде посвежеет, только всё это на короткое время. Слышно, как Марта (они сидят спиной друг к дружке) то и дело вытирается платьем; у Андрея цветастая блуза — хоть выжми.
К югу плавни тянутся на добрый десяток километров — до самой станицы Ивановской, заметной у горизонта темной полоской садов да рыжеватым куполом кирпичной
Какое-то время Андрей занят был мыслями о том, не лучше ли было сперва обойти ближние островки, позвать — глядишь, уже в начале поисков и добились бы успеха. Но откуда начать? И сколько уйдёт времени? У него, может, и силов-то на час-полтора… Нет, так будет правильней, — успокоил он сам себя.
Затем мысли перескочили на Марту. Это ж надо так случиться: ещё вчера и не подозревали о существовании друг друга — и вот на тебе: вдвоём, в таком месте, где и Макар телят не пас!.. Ладно, рассуждал он, хуть на нормального человека был бы похож, а то ведь — чучело гороховое: босой, голопузый, чумазый. И такую страхолюдину ещё и Андрюшей величает! Окромя мамы, никто так уже давно не называл. Ну, разве что Варька иногда, по-соседски. Интересно, о чём она сейчас думает? Наверно, токо про лётчика… А она, вообще, красивая. С такой приятно общаться: умная, образованная, скромная. И не подозревал, что такие существуют на свете. Узнать бы о ней побольше; заговорить, что ли?
— Андрюша, — словно угадав его мысли, начала она первой, — а разговаривать можно?
— Конешно. Токо про дело не забывай.
— Хочу спросить… Ванько, которым ты пригрозил Гапону, он твой брат?
— Нет у меня ни братьев, ни сестёр… Просто товарищ.
— Старше тебя? Я заметила, что Лёха сразу же сбавил спесь.
— Всего на год с небольшим. Но он — силач, каких поискать. И они боятся его, как огня.
— Они — это кто?
— Лёха и его дружки — Плешивый и Гундосый.
— У них такие дразнилки?
— Прозвища. У нас их все имеют, дажеть девчонки.
— Старайся говорить слова «даже» и «тоже» без «тэ» и мягкого знака, — посоветовала она. — А какие прозвища у ваших девчонок — тоже оскорбительные?
— Ну почему? — возразил было Андрей, но, подумав, согласился: — Может, конешно, немного обидные. — Чувствуя, что такой ответ недостаточен, добавил:
— Ежли интересно, могу уточнить.
— Очень интересно!
— Ну… которые девочки на нашем, значит, порядке: Нюську, к примеру, сразу прозвали Косая; у неё и вправду один глаз косит. Есть Вера-Мегера; прозвана так Борисом, он живёт недалеко от вас. У него, между прочим, тожеть… вернее — тоже… имеется кличка: Шенкобрысь. Почему такая? Ещё во втором, кажись, классе подписал как-то тетрадь вместо Шевченко Бориса — Шенко Бриса; ну и стал с тех пор Шенкобрысем.
— А Вера — она что, сердитая и злая?
— Да нет… просто Борис за нею ухаживает, иногда пытается заигрывать, а она ведёт себя с ним недотрогой. Хотя очень его уважает.
— И
— Ещё Варька. У неё оно, пожалуй, оскорбительное. Даже говорить неохота. Или сказать?
— Если неприличное… вобщем, смотри сам. А почему «Нюська», «Варька»? — нe понравилось ей. — Можно ведь Нюся, Варя. Вы что, женоненавистники?
— Почему?.. Просто Нюська ласкательного имени и не заслуживает, а у Сломовых так повелось сызмалу: Варька да Варька.
— И за что ж вы дали ей такую кличку, что и произносить неудобно? — полюбопытствовала-таки собеседница.
— Во-первых, не мы. И никто из наших, тем более я, так её не обзывали.
— Догадываюсь, что это лёхо-плешиво-гундосовская работа. Так?
— Ты угадала. А дразнят они её «цыцьката».
— Они что, полногрудых презирают?
— За тех не знаю, а Лёха — ты слышала, как он сказал и про тебя…
— Он, как я понимаю, отпетый пошляк. А как ты смотришь на таких.
— На сисястых, что ли? Для меня главное не это. И давай на эту тему не будем!
— Ты рассердился? Извини, пожалуйста…
Прошло с полчаса, но ничего из ожидавшегося пока не сбывалось. «Неужели зря теряем время?» — начал сомневаться Андрей. — «Может, не надо ждать у моря погоды»… — Его мысли снова прервала Марта:
— Андрюш, ты сказал «тем более я». Тебе, наверно, Варя очень нравится?
— Почему бы и нет? Мы с нею соседи.
— Я имела в виду другое… Впрочем, это неважно.
— Я тебя понял, — дошло до него. — Ты имела в виду любовь? — Марта промолчала, но он поспешил внести ясность: — Никакой особенной любви. Просто мы близкие соседи, вместе выросли, почти как брат и сестра. А у тебя уже была настоящая любовь? Токо честно.
— Была. Но давно, ещё в пятом классе.
— А потом встречалась уже без любви.
— Я вообще ни с одним мальчиком не встречалась!
— И даже с тем, первым?
— Я любила тайно от всех. Он и не знал об этом.
— Чё ж не объяснилась, ежели он стоящий парень?
— Так уж получилось…
— А у меня было совсем даже наоборот.
— Ой, Андрюша, смотри, смотри! Взлетели утки и притом — испуганные!
Оба вскочили, словно подброшенные пружиной. Утиная стайка, тревожно крякая, пронеслась над их головами.
— Усекла, откуда взлетели?
— Конечно! Вон от тех камышей.
— Я же говорил! Так и вышло! — радостно восклицал Андрей.
— Погоди ликовать, может, они просто так снялись с места…
Усомнилась она потому, что уж очень близко оказались «те камыши», всего в каких-то трёхстах метрах от них. С высоты андреевых плеч она их осматривала тщательно, и никакого белого предмета на этом полуостровке (камышовые заросли простирались до восточного берега плавней) замечено ею не было.
— Ну, нет! Когда просто так, они ведут себя по-другому, — тоном знатока возразил Андрей. — Верняк, кто-то вспугнул! Садись на свое место — едем.
Прихватив сумку, Марта заняла переднюю скамейку. Два поворота — и вырулили на простор; здесь Андрей поменял шест на весло, принялся неистово грести. Заметив, что лодка в ответ на энергичные гребки слегка виляет то вправо, то влево, пассажирка пересела не среднюю скамейку, взяла шест, спросив: