Необыкновенные приключения юных кубанцев
Шрифт:
— Какая, сынок, разница, — слабо возразила мать. — Ежли правильно, то имя им — изверги рода человеческого. Оно бы и понятней каждому. — Помолчав, вспомнила: — Хлопци спрашували куда это ты запропастился. Они усе были коло анбаров: Ванько навытаскивал в сторонку цельный штабиль мешков, Федя с Мышком присматривали, а они с Борькой помогали нашим развозить по дворам. Нам с кумой, Лизавете Шапорихе, Мачням завезли. Та, мабуть, усем, в ково ребятишек куча, успели.
«Ничего, — подумал Андрей, — мы с Мартой тоже не на прогулке были. Узнают — попрекать на станут».
Матъ
Проснулся рано: поблизости ухали взрывы, стекла в окнах беспрерывно позвякивали; Не спала и мать.
— Мам, что это за грохот, как вы думаете? — спросил, видя, что и она готовится вставать: сидя на кровати, свивает волосы в узел на затылке.
— Хто ево знаить, сынок… Арудия бьють, а може, станцию бомблять. Хронт наближаетца… Ты сёдни на ерик не ходи, чуть што — зараз домой беги.
— На ерик не пойду, но мне, мам, нужно отлучиться в одно место, — предупредил на всякий случай.
— Што за место?
— Опосля скажу. Это не надолго.
— Ты и вчерась говорил ненадолго, а явился вечером. Неужто за цельный день не накупался?
— Да не купаться я ходил! Мы, мам, лётчика ходили искать. И нашли, так что он не погиб, хуть и упал в лиман.
— В лимане — и нашли? — удивилась и явно обрадовалась мать; перестала прибирать кровать, подсела к нему. — Как же вам это удалось?
— Благодаря лодки. А упал посреди, считай, лиману да ещё и раненный.
— И сильно ранитый?
— Он считает, что не очень. А вобще — руку пулей распанахало. Видать, разрывная: рана страшная, вот в этом месте, — показал.
— Пошто ж мне учерась ещё не сказал? Я бы хуть исть приготовила. Он зараз где?
— Спрятанный в надёжном месте. Токо вы, мам, никому, ладно? Надо, чтоб поменьше кто знал, — предупредил, зная что мать непременно захочет поделиться доброй вестью с соседями. — Потому-как не сёдни-завтра нагрянут гитлеровцы, как бы кто не проговорился. А насчёт поисть уже договорено.
— Я, сынок, ежели б кому и сказала, то их бояться не след: выслуживаться перед супостатами не станут. А с кем же ты был, что говоришь «мы»? Усех наших ребят я видела коло анбаров.
— Девчонка одна напросилась — возьми да возьми. Я возвращался балкой, а она пришла туда за козой и тоже видела, как лётчик выбросился с парашютом. Сказала, что санитарному делу обучена — сделает, ежли что, перевязку. И не возьми я её с собой, лётчик мог схлопотать гангрену, по-врачебному заражение, от которого умирают.
— Постой, это не та, конопатенькая, что поселились с матерью у деда Готлоба?
— Она самая. Токо… только она не конопатая, а немного веснущатая.
— Ох, здря ты, сынок, с ними связался! — Мать, снова занявшаяся было постелью, села на кровать обеспокоенная. — Они ить немчура, и мы не знаем, какого ляда пожаловали. Мало ли чево…
— Сперва и я так подумал. А потом рассудил: не все ж волки, кто серым родился! И потом, её мать и тёть Эльза — родные сестры.
— В народе говорят: и в семье не без урода. Знать бы, что у
— Нет, мам, они хуть и немцы, но — я так понял — наши, и вы о них плохо не думайте.
Было ещё рановато, когда Андрей в одних трусах выскочил во двор размяться физзарядкой. Подтянувшись несколько раз на турнике, поколотив самодельную «грушу», умылся по пояс, надел новые штаны и рубашку. Есть не хотелось. Сказал матери, уже хлопотавшей по хозяйству, чтобы не переживала, если задержится опять. Огородом спустился в балку и направился в конец хутора.
Вчера, возвращаясь с лимана, торопились: матери — и его, и ее — уже, поди, беспокоились. Пожав Марте у калитки руку и сказав «До утра!», он заспешил домой. Отойдя, вспомнил про прящ, но возвращаться не стал. Интерес к этой подростковой забаве сошёл на нет, уступив место более глубокому увлечению. Всю дорогу до хаты и весь остаток вчерашнего дня думалось только о Марте. Вот и сегодня: от предстоящей встречи было волнительно на душе… Не заметил, как оказался у крайнего огорода.
Межевой стёжкой поднялся по пологому склону до конца кукурузы и решил немного здесь переждать: показалось, что пришёл рановато. Сел под копешку, потянулся, сладко зевнул. Прошедшая ночь была душной, плёлся какой-то кошмарный сон, и он явно недоспал. Солнце протискивалось сквозь оранжевую муть у горизонта и обещало день не менее знойный, чем вчера. Но это — мелочь, подумал. Интересно будет, если он придет, а там ничего не готово. Несмотря на её заверения, что приготовят с матерью всё необходимое. Понадеялась, а мать решит, что ввязалась не в своё дело, отругает и больше вообще не пустит от хаты ни на шаг. Может, просто потому не пустит, что один на один с незнакомым и почти взрослым пацаном. А вобще, решил Андрей, этого опасаться не след: с Дедой-то они старые друзья, он верняк замолвит слово в его пользу!
Поровнявшись с терновничком, вспомнил о пряще; «Отдам его Мишке, он давно ими бредит», — подумал.
Шарик с будки зашёлся было звонким лаем, но тут же и умолк: узнал старого знакомого. Во дворе индюк важно расхаживал около двух индюшек, довольно невзрачных с виду. А вот убранство пернатого щеголя вызвало усмешку: растопыренные крылья, хвост веером, синяя пупырчатая шея с длинной зелёной сосулей над клювом придавали ему скорее потешный, нежели важный вид. Услышав свист, задавака тряхнул сосулей и выдал несколько утробных звуков — что-то вроде «куплю, плюх-плюх!» Через минуту скрипнула дверь, и из сеней показалась Марта. Пройдя к навесу летней кухни, приветливо улыбнулась:
— Здравствуй. Ты сегодня выглядишь по-другому.
— Зато ты такая же, как и вчера.
— Некрасивая?
— Скорей наоборот.
— Так я и поверила!
Одета в платье поверх шароваров — немаркое, с длинным рукавом, с двумя накладными карманами. Андрей понял: оделась специально для лимана. Но спросил:
— У тебя всё в поряде?
— Ты хотел сказать — в порядке? Конечно: приготовили всё необходимое. А у тебя? — кивнула на сандалет.
— Палец? Нормально! Бинт уже не нужен. Может, двинем, росы нет.