Непобедимая
Шрифт:
— Нет, все так.
Кароза торопливо подыскивал в уме, что же написать на программке? Что-нибудь хорошее, мудрое, четкое, как афоризм. Но, как назло, ничего интересного не шло в голову, и он просто поставил свою фамилию.
А. ЗВЕРИНЦЕВ
ТАБУРЕТКА
Оглядываясь на первые дни своей службы в армии, я не могу не вспомнить ротного старшину Сергея Ивановича Клинкова… Он ввел меня, новобранца, в не знакомый мне тогда еще мир — мир солдатской находчивости и инициативы…
Помню, это было на пятый
— Отошлите меня к замполиту, — закончил я. — Вы же знаете, как ему нужен художник.
Я не выдумывал. Замполит роты действительно искал художника, но спрашивал об этом как раз в тот момент, когда я помогал на кухне чистить картошку.
Старшина роты внимательно выслушал меня:
— Значит, хотите идти рисовать?
— Так точно! — браво отчеканил я. — Рисовать и писать, оформлять стенгазету, все что угодно.
— А еще что умеете? — спросил Клинков, разглядывая меня своими голубыми глазами. — Покажите-ка руки…
Не понимая, куда он клонит, я выставил вперед руки и повернул их ладонями вверх.
— Работали где-нибудь? — спросил старшина.
— Никак нет. Готовился в Академию художеств.
— И что же, могли принять?
— Могли бы…
— Ну ладно, — раздумчиво произнес он. — Останьтесь.
Взвод мой с песней ушел на работу, а я остался с Клинковым. Старшина, казалось, очень заинтересовался мной. Он расспрашивал меня о доме, о родителях, о жизни вообще; поинтересовался, нравится ли мне в армии, и усомнился, когда я ответил, что нравится.
— Ведь вы же ничего не умеете, — возразил он. — Таким поначалу служба хуже мачехи бывает… Ну, да дело сейчас не в этом…
— Я могу идти в клуб, к замполиту? — обрадовался я.
— Дело в том, — прервал меня старшина, и мне показалось, что он подавил улыбку, — дело в том, что мне надо сделать табуретку… За этим я вас и оставил. Сделаете и несите в мою каптерку. И времени вам на это, — он посмотрел на часы, — до обеда.
— Но я же не умею…
— Вот и научитесь.
— Но… а где же я возьму топор? А гвозди?..
— Не знаю, — равнодушно сказал старшина. — К сожалению, ничего этого и у меня нет… Да вы что, собственно, пререкаетесь? — вдруг нахмурился он. — Вам приказ ясен?
— Ясен…
— Выполняйте!
— Слушаюсь…
Старшина ушел, оставив меня в растерянности. «Смеется он надо мной, что ли? — думал я. — Ну какую ему еще надо от меня табуретку? Что я — столяр? Плотник? Краснодеревец? Да коли на то пошло, я едва рамку-то для картины сколотить умею… Нет, шел бы уж я лучше со всеми. Копал бы сейчас чего-нибудь да посвистывал или носил на носилках. И никаких табуреток, никаких проблем с гвоздями и топорами…»
Однако шло время, и надо было что-то предпринимать: к этому меня обязывала воинская дисциплина. Я уже знал тогда: пока я не выполню приказания
Конечно, такие случаи, когда мне приходилось выполнять какую-нибудь постороннюю работу, бывали и раньше, но там, на «гражданке», они обставлялись совершенно по-другому. Например, чтобы прибить в классе плакат, школьный завхоз давал мне в левую руку четыре гвоздя, а в правую молоток и подставлял лестницу… А тут? Из ничего предлагали (не предлагали — приказывали) сделать табуретку. Тут было над чем подумать.
Мне вспомнилась похожая ситуация. Кажется, это было в восьмом классе школы. Мы проходили тогда по физике свободное падение тел. Закон Галилея. И вот, чтобы проверить истинность закона, я и еще двое учеников нашего класса взяли и бросили из окна третьего этажа учительский стул. Было много неприятных разговоров, но все разрешилось сравнительно просто. Мы — трое учеников — взяли у родителей деньги и без всяких затруднений купили новый стул. И все. «А что, если я и здесь поступлю так же? — вдруг подумал я. — Старшине нужна табуретка. Какая ему разница, кто ее делал. Ему даже еще лучше будет, и мне возиться не надо. Куплю — и порядок».
Кое-какие деньги у меня были, но немного недоставало. Я побежал в казарму и занял у дневального по роте. Потом я отправился в военторг, который был тут же, на территории городка, и купил хорошую крашеную табуретку. С этой табуреткой я и предстал перед старшиной Клинковым.
— Ваше приказание выполнено, — отчеканил я.
Клинков поковырял ногтем краску на сиденье.
— Рядовой Володин, — печально сказал он, — у вас золотые руки. Такого специалиста мы еще здесь не встречали…
Он замолчал. И я вдруг почувствовал, что очень обидел его.
— Отныне вы будете у нас по столярной части, — сухо сказал Клинков. — Каждый день после обеда вы будете делать по табуретке. Вам ясно, рядовой Володин?
— Ясно, товарищ старшина, — сказал я, краснея. — Так точно…
— Можете идти.
Я пошел. Мне было ужасно стыдно. Хотелось поскорей все как-то исправить, загладить, вычеркнуть к черту эту магазинную табуретку, будто ее и вовсе не было. Хотелось, чтобы Клинков думал обо мне иначе…
После обеда ко мне подошел командир отделения младший сержант Орлов.
— Ну что, — спросил он, — рисовали у замполита?
— Нет, — ответил я. — Старшина заставил меня работать.
— Что? — засмеялся младший сержант. — Наверное, табуретку делать?
— Так точно, — подтвердил я, — табуретку.
— Мне это знакомо, — с улыбкой сказал Орлов, — я тоже начинал у Клинкова. Сначала, конечно, растерялся, а потом ничего. И топор нашел, и гвозди… И все, что надо.
— А я не нашел, — сказал я. — Я купил табуретку в военторге.