Непонятные
Шрифт:
— Отвечай, отвечай скорей! — тряс его Саипназар.
— Когда нападут нукеры?
— Скоро! Совсем скоро! Они на подходе!
— Что я должен делать?
Поджечь по сигналу шатер Зарлык-хана!..
Зарлык и Ерназар до глубокой ночи принимали горожан, пострадавших от соколов. Не всегда они приходили к согласию, определяя степень вины и меру наказания соколам, по-разному расценивали они тот или иной поступок. Но не это печалило их, не это беспокоило. Соколы грабили, насиловали, бесчинствовали — вот что было самым большим злом. Вот что заставляло их сообща решать, как же быть, как же действовать
Заснули оба крепко за полночь и не сразу смогли очнуться от шума, выстрелов, ржания лошадей. И лишь истошный крик: «Враг, враг! Неприятель!»-окончательно пробудил Зарлыка и Ерназара… Оба вскочили на коней и бросились на крики и шум. Ночь была темная, непроглядная, сразу нельзя было разобраться, где свои, где враг. Кругом рубились, вопили, ругались, кругом раздавался звон металла и человеческие стоны. Алакоз оказался в гуще сражения, соколы увидели его и воспряли духом. Ерназар поддерживал их возгласами одобрения и своей неутомимой саблей, которая сверкала тут и там… Конь под Ерназаром был умнее и опытнее, чем иной неумелый воин, он носился змеиным ходом: бросался в нужный момент то вправо, то влево… Ряды врагов начали редеть, дрогнули, отступили.
— Ерназар-ага, Ерназар-ага! — настойчиво звал чей-то голос. — Вчера поздно вечером… я видел… Саипназа-ра… Это, наверно, его рук дело, — воин хрипел, задыхался.
Рядом с Ерназаром как призрак возник Шонкы.
— Ерназар-ага, Бекжана убили! Всадили в него нож! Адил-бий исчез!
Что-о-о? — завопил Ерназар и резко осадил коня. Сзади к нему подкрался нукер и взмахнул саблей, но Шонкы успел метнуть копье. Неприятель свалился с коня, так и не выпустив из руки саблю.
С подкреплением подоспел Зарлык-хан. Неприятель бежал. Алакоз пустился в преследование, но его остановили крики: «Пожар! Пожар! Ханский шатер горит!..»
Когда Ерназар вместе с джигитами подскакал к шатру, шатер уже догорал; дымились и тлели ковры и кошмы; Гулзиба и несколько воинов носились с ведрами, пытаясь спасти хоть что-нибудь.
В суматохе не заметили, как наступил рассвет. Тут и там лежали убитые и раненые. Алакоз приказал убитых похоронить, раненым оказать помощь, а военачальникам как можно быстрее собраться на совет. Многих военачальников недоставало, а те, что прибыли, не порадовали Алакоза: потери, сообщили они, большие.
Артык привел с собой раненого хивинца. Алакоз стал его допрашивать. Пленный сообщил об измене Саипназара и Ерназара-младшего.
— Проклятые псы! — Голос у Зарлыка срывался, губы тряслись. — Изменники! Предатели! Позор им! Погибель!
Военачальники и бии почернели как тучи. В грозном безмолвии ожидали они приказов хана и Ерназара.
Алакоз был страшен; он метался, словно раненый зверь. Ярость его была безгранична, отчаяние безмерно.
— О-о-о, безумный, непонятный мир! Непонятные люди! Как вас распознать?! Как проникнуть в ваши мысли?! — Ерназар бродил среди людей, как сумасшедший, и заглядывал по очереди им в глаза. — Кто еще таит в душе измену?
Ответом ему была мертвая тишина.
— Отвечайте, отвечайте прямо! Уходите, разбегайтесь по домам, но честно, открыто! Не предавайте! Сознайтесь лучше в трусости, что боитесь… только, только не надо измены! Для чести страны ничего нет страшнее измены! Изменить своему народу равносильно тому, что надругаться над собственной матерью! — Ерназар,
— Такого поворота событий ожидать можно, согласен! Однако мы и сами готовились к столкновению с Хивой. — Зарлык-хан хотел утешить, успокоить, привести в чувство Ерназара. — Надо оповестить всех, собрать воинов!
— Наш уважаемый хан! — продолжал Алакоз. — Надо послать в аулы гонцов. Пусть те, кто с нами… кто готов помочь нам… кто верен… пусть спешат на берег Казахдарьи. Будем строить там крепость!..
— Гонцы, в путь!..
Затих перестук копыт, и Ерназар как будто немного успокоился.
— Дорогие мои! — Его лицо исказилось от боли и гнева. — Кто из вас схватит и доставит клятвопреступника и предателя Ерназара-кенегеса? — Ерназар невольно присовокупил к имени человека название его рода, никто на это не обратил внимания.
Никто не выступил вперед, не вызвался: «Я!»
— Дорогие мои! — Сколько может выразить голос человека! В голосе Ерназара были и тревога, и ярость, и растерянность, и слабость. — Только человек с черным сердцем способен нарушить клятву. Окажись кенегес у меня в руках, я не стал бы убивать его сразу! Я придумал бы для него самую лютую смерть, ибо предатель заслуживает лютой смерти. Он опозорил наш народ! Он навлек на него горе и несчастье! — Вдруг Ерназара осенило: напрасно он взывает открыто к людям, напрасно ищет сейчас добровольца, который бы схватил изменника. Нет, нет! Это надо сделать иначе! Имя человека, который должен будет взять на себя эту миссию, должно храниться в строжайшей тайне. — Не горюйте, не унывайте, други мои, соратники! Если одна дверь заперта, то тысячи других открыты! В народе объявился один предатель, а тех, кто любит свой народ и кто любим народом, — тысячи! И среди них — вы! Мы будем стоять до конца ради нашей свободы! Скоро вернутся другие наши послы, нам надо продержаться! Продержаться, выстоять до их возвращения! — Ерназар заметил, что лица людей посветлели, озарились надеждой…
Когда Алакоз остался один, к нему подкрался Шонкы:
— Ерназар-ага, кенегеса словлю и приведу к вам я!
— Что это ты надумал? — недоверчиво повел бровью Ерназар.
— Хочу прославить род колдаулы, постараться ради памяти нашего знаменитого предка деда Аидоса и ради вас, Ерназар-ага!
— Эх, Шонкы! Сейчас нанесена рана всему народу!
— Ерназар-ага, любой поступок — и добрый, и дурной — народ связывает с чьим-то именем, с каким-то человеком. А ведь человек всегда принадлежит к какому-нибудь роду, ведь так?
Ты по-своему прав, Шонкы! Кого же ты собираешься взять себе в помощники?
— Лучше всего на такое дело мне отправиться одному!
— Человек с подлыми намерениями оставляет ядовитый след, поэтому будь начеку, будь осторожен с ке-негесом! Однако смотри не оскверни родину своим ядом и ты!..
— Недоверие оскорбляет человека! — Шонкы возмутился до глубины души.
— Доверчивость нам дорого обошлась!.. — Ерназар снова помрачнел. — Я верю тебе! Верю, что ты словишь и приведешь предателя на суд народный! Если ты настоящий колдаулы, — неожиданно улыбнулся Ерназар, — то гляди не опозорься!