Неприкаянное Племя: Сурвивалист
Шрифт:
– Я больше не могу, - задыхаясь, простонала девушка.
– Всё. Ни за что не встану.
Патрик прислонился к покрытому мхом стволу дерева, пытаясь отдышаться и нашаривая в рюкзаке флягу с водой. Лучше бы это было какое-то целебное зелье (хоть самое слабенькое), но кто же мог предположить, чем закончится так великолепно начавшийся поход? Надо бы обеспокоиться ночлегом: соорудить навес, развести костёр. Да ещё и тучи наползают, того и гляди, скоро начнётся ливень. Только никаких инструментов нет, возможно, у барда...
– Ваша Светлость, поднимайтесь, - как черт из табакерки, из туманы появился бард.
– Не могу, - простонала девушка, даже не делая
Лицо барда исказилось в зловещей ухмылке. Девушка его не видела, а вот Патрик заметил и нерешительно замер на месте, не зная, чего ожидать.
– Действительно не можешь - прошипел бард.
В его голосе было столько презрения и яда, что княжна оторвала взгляд от манящей фляги с водой и посмотрела на своего фаворита. Мужчина изменился. В сумерках его черты лица приобрели какое-то хищное, зловещее выражение, а широкая белозубая улыбка, сводившая с ума придворных дам, напоминала звериный оскал. Патрик замер, боясь пошевелиться и удерживая открытую бутыль на вытянутой руке...
Бард стремительно нагнулся, выбросил вперёд руку, схватил Катаржину за горло и поднял.
– Ну, если, душа моя, ты больше не можешь бежать, - с наслаждением протянул мужчина, - мы никуда не уйдём с этой поляны.
Девушка вцепилась в его руку, пытаясь освободиться, только бард оказался гораздо сильнее, чем о нем можно было подумать. Из горла Катаржины вырывался какой-то невнятный хрип и, сохраняя широкую улыбку, фаворит участливо поинтересовался:
– Неудобно говорить? А ты помолчи... как же мне надоел твой треп.
– Медленно, явно наслаждаясь каждым мгновением, он достал кинжал с болотно-зеленым лезвием.
Увидев оружие, княжна начала вырываться активнее. Она извивалась в стальной хватке убийцы, трепыхалась как тонконогая лань, угодившая в охотничий капкан, с тем же результатом. Широко распахнутые, наполненные первобытным ужасом (не за себя, за ребёнка!) глаза девушки, наконец, остановились на Патрике. Надежда, просьба и мольба отразились в них... этот взгляд заметил бард.
– Ты рассчитываешь на помощь раба? Смотри на меня!
– он встряхнул её, как тряпичную куклу.
– Смотри!
– От этого крика у Патрика противно заныли зубы, а в уши как будто вкрутили шурупы, словно провели гвоздём по стеклу.
– Как ты думаешь, откуда он взялся? Думаешь, его тебе подарил папаша? Нет, моя госпожа, это я его купил, а ты такая дура, что даже не проверила! Он мне докладывал обо всех твоих секретах и тайнах.
По щекам девушки катились слезы, но она не оставляла попыток освободиться. Опять её взгляд, наполненный криком о помощи, обратился к рабу. О да, ей не надо было издавать звуки - глаза говорили красочнее любых слов... Но Лопес не шевельнулся. Будь он героем какого-то бульварного романа, то, не задумываясь, бросился на помощь девушки, спас её, и получил фантастическую награду. К сожалению, реальность - существо многогранное, но безжалостное.
Убийца быстро вонзил кинжал в живот девушки и медленно, испытывая удовольствие, потянул вверх. С противным треском, зелёное лезвие вспарывало ткань и плоть. Катаржина захрипела и активнее начала махать руками. Патрик отвернулся.
– Ты только посмотри на это, - через несколько минут прозвучал голос барда.
– Раб, я к тебе обращаюсь! Смотри.
Было достаточно темно, но Патрик сумел рассмотреть картину в мельчайших деталях... и запомнил её на всю жизнь. В позе зародыша, у ног убийцы лежала девушка, а тот держал на
– Эмбрион. Ха-ха! Ублюдок дема и дворянки. Маги неплохо заплатят за такой экземпляр.
Бард достал из своей сумки колбу с мутной жидкостью внутри и начал аккуратно упаковывать в неё эмбриона. Патрик Лопес посмотрел на Катаржину, та ещё была жива. Девушка тихо скулила на одной ноте и пыталась скрюченными, покрытыми слизью и кровью пальцами засунуть вывалившийся кишечник в живот. Требуха расползалась в разные стороны и никак не хотела возвращаться... ей было безумно, мучительно больно. Этот тихий и одновременно жуткий вой, эти дрожащие, словно сведённые судорогой тонкие руки, он никогда не смог забыть. Волосы на голове Патрика зашевелились, его вырвало.
– Какие же вы, демы, неженки!
– рявкнул бард.
– Иди, там, в овраге есть речушка, умойся.
Прочь. Прочь от этого ужасного места! Кубарем Лопес скатился на дно ложбины и жадно припал к ручью. Вверху со стороны поляны раздался чей-то топот и жуткий рев. Что ещё сделало это чудовище? Какого демона призвало? Рёв повторился. Желая отгородиться от происходящего, Патрик набрал полную грудь воздуха и опустил голову в обжигающе холодную воду. Звуки исчезли, он начал успокаиваться, когда почувствовал, как вздрогнула земля, а затем - яркая вспышка, высветившая дно ручья. Лопес сжал ладони, сминая грязь, лишь бы удержаться, лишь бы не вынырнуть и не слышать, не видеть и не знать, что твориться наверху. Лёгкие начало жечь. Воздух заканчивался и ему пришлось поднять голову.
В первый миг ему показалось будто он всё ещё под водой. Нескончаемым потоком с неба лил дождь, сверкали изломанные молнии, артиллерийской канонадой, грохотал гром, выл злой ветер, трещали стволы могучих деревьев... Армагеддон. Дрожащий Патрик заполз под арку, образованную мощными древесными корнями, выпиравшими из-под земли, и забился в дальний угол. Он, словно дикий зверёныш, смотрел на вход в свою нору, широко распахнутыми в ужасе глазами. Снаружи было страшно. Там бушевала гроза.
Глава 23.
Отзвуки грозы.
– В Риницу!
– Воскликнул я, вскакивая с кресла.
Моему примеру последовали остальные офицеры ордена. Весь день мы, словно зачарованные, просидели в Зале для Совещаний, наблюдая за ходом сражения между армиями княжества и бунтовщиков. О том, что битва проиграна, стало понятно давно, только никто из соорденцев не мог прервать трансляцию, словно высказанное вслух умозаключение лишит наших товарищей шанса на победу. Мы надеялись, надеялись до последнего и только, когда погиб Миша Попадос, чары, удерживающие нас в Зале, развеялись. Я ещё не до конца осознал масштаб обрушившихся на Орден неприятностей, но чётко осознавал две вещи: у нас катастрофически мало времени, и, если мы ничего не предпримем, Серый Мисаль будет уничтожен.
Какой-либо внятный план, способный исправить ситуацию, я предложить не мог и, пока спускался по винтовой лестнице, пытался что-то придумать. С одной стороны информации для размышлений было предостаточно, а с другой - мы слишком многого не знали и банально небыли готовы к подобному сценарию. Мысли путались в такт прыжкам по ступеням, я никак не мог сконцентрироваться, а топочущие сзади офицеры, словно табун лошадей, ещё больше мешали. Пытаясь отгородиться от раздражителей, я не заметил, как выскочил с лестницы в предбанник, где столкнулся с Попадосом.