Непримиримые
Шрифт:
– Да, тут очень красиво, - с замиранием сердца произнесла я, не отрывая глаз от леса, из которого сейчас был слышен перезвон различных птичьих голосов.
– А это только маленькая часть нашей прекрасной страны. Франция великолепна.
– Уверена, так скажет каждый спортсмен про свою страну.
– Возможно, но ты не можешь не согласиться, что такую девственную природу редко где встретишь.
– Это да.
– Власти специально не вырубают эти леса: многие туристы приезжают сюда именно ради красивых пейзажей и хороших фотографий.
– Этим вы и отличаетесь от русских,
– Как тебе норвежцы? Трудно?
Я усмехнулась. Что бы я сейчас ни сказала французу, он все равно рано или поздно расскажет об этом разговоре своим друзьям из моей команды, так что смысла скрывать что-либо нет.
– Хорошие ребята, идут на контакт, но, похоже, не собираются открываться мне. Я понимаю, что прошло всего полдня, как я в полном объеме начала с ними общаться, но по ним видно, что они считают меня лишней в команде.
– Я уверен, что ты ошибаешься… Хотя даже если это и так, простых рабочих отношений никто не отменял. Закончится контракт, и ты будешь в силах сама выбрать себе новую работу.
– Тут ты прав, но спортсмены… чтобы с ними работать, нужно найти с ними общий язык.
– Так ведь было с русскими, да?
– Да… они очень настороженно приняли меня в сборную, когда я пришла на практику, и мне дорогого стоило добиться их расположения.
– Например?
– Резерв особо не лез на рожон, мешал мне только основной состав. С Максимом мы сразу подружились: он паренек тихий и против меня идти не стал. Антон до конца не верил, что я смогу изменить их результаты, но со временем… Леша во многом поддерживал Антона. Труднее всего пришлось с Лапшиным, - я отвела взгляд в сторону и тяжело вздохнула, вспоминая самое начало своей практики.
Сейчас, когда все так хорошо и когда мы с Тимохой лучшие друзья, я не хотела окунаться в эти неприятные воспоминания.
– Он невзлюбил меня с самого начала. Постоянно придирался, огрызался, спорил. Он милый только на первый взгляд. Даже один раз довел до слез…
– И как же получилось так, что вы стали близки?
– Однажды я не выдержала и высказала все, что думаю по поводу его характера, наглости, развязности в общении и неспортивном поведении. Он слушал, не перебивал, а потом вдруг сорвался и обнял, извиняясь за все, что наговорил мне. Потом моя практика закончилась, а Тиме было объявлено, что на Олимпиаду он не едет… Стоит ли говорить, каким ударом для него это было… Так, стоп.
– В чем дело?
– спросил француз.
– Что-то я слишком много наговорила. И как тебе удалось меня так разболтать?
– Ну, это мое природное обаяние и свежий воздух, - промурлыкал Симон, смеясь.
– Не бойся, я никому не расскажу. А Тимофею повезло с тобой.
– Спасибо, - я опустила голову, а потом спросила.
– Ты давно дружишь с Йоханнесом?
– Что, заинтересовал мой дружок?
– Да нет, - я повела плечами, - просто он, как осел, все делает по своей воле, - скороговоркой выдала я и тут же замолчала на пару секунд.
– Хочу понять его, но не знаю, с какой стороны подойти.
– Будь собой. Мы дружим с ним только полтора года, но младший Бе очень простой рядом с теми, кому
– С экрана он всегда казался мне таким жизнерадостным и веселым, а на самом деле…
Тут Симона прорвало, и он сквозь смех прохрипел:
– Детка, ты его просто еще не знаешь…
Я фыркнула:
– Уф, вы все такие непонятные.
– Не мне тут косточки перемываете?
– из холла к нам вышел младший Бе, которому, видимо, стало совсем жарко, потому что из одежды нам нем были только шорты. Его тело было не столь накаченным, как у французского биатлониста, но, думаю, ему бы и не пошли такие мускулы.
Рыжий щурился от солнца, постоянно прикрывая глаза руками.
– Конечно, тебе, - кинул Симон, - у нас же других тем для обсуждения нет. Только ты, единственный.
– Я так и знал, - отметил норвежец.
– Ой, да ладно, я знаю, что я просто настолько сногсшибателен, что про меня трудно не говорить.
– У него явно началась звездная болезнь, - усмехнулся Симон, прикладывая руку ко лбу Бе.
– Температуры вроде нет, а вот зрачки расширены. Говорят, зрачки расширяются, когда смотришь на то, что тебе нравится. Либо тебе приглянулась Саша, либо ты все-таки влюблен в меня.
– Симон, - нараспев произнес рыжий.
– Ты моя первая и единственная любовь. Разве могу я, скромный норвежский парень, бросить эту груду мышц и бороду в придачу ради хрупкого женского тела?
Я приложила руку к лицу и расхохоталась.
– Что такое?
– я прервалась, заметив их странные взгляды.
– У тебя такой смех…
– Как у лошади, да?
– смутилась я.
– Смейся почаще, - подмигнул мне Фуркад, после чего направился внутрь здания.
– А сейчас я должен вас оставить.
Мы даже не успели прощаться с парнем, как он скрылся за входной дверью, оставив нас наедине. Опасно, знаете. Для Йоханнеса, разумеется.
– Симон уже пустил в ход свое обаяние?
– вдруг спросил меня Бе. А я то думала, он просто будет молчать, пока я не оставлю его одного.
– Он забавный, - улыбнулась я, - и, похоже, говорит только то, что думает.
– Да, есть такое.
– Ты почему не отдыхаешь? Через час на стрельбища идти.
– Я после обеда пройтись люблю, иначе в сон клонить начинает, так что я, пожалуй, прогуляюсь, - и, спустившись по лесенке, норвежец отправился куда-то в сторону леса.
Наверное, при такой обстановке лучше гулять одному, когда никто не мешает твоим мыслям…
На стрельбищах наше время почему-то совпало со временем для стрельбы русской женской сборной, поэтому пришлось делить всех на подгруппы, чтобы не было путаницы и скандалов.
– Уже середина дня, но от тебя не слышно призыва о помощи, - отметила Оля Зайцева, которая махала на себя скрученным полотенцем, пытаясь создать ветер.
– Я сильнее, чем может казаться, - ответила я, тихо смеясь над тем, как норвежцы разлеглись на траве в позе звезд и положили на лица футболки. Мне и самой было очень душно. Поскорее бы пятница: выберемся на склоны, где круглый год лежит снег. Там тоже, конечно, не особенно холодно, но всяко лучше, чем здесь.