Непрожитое детство
Шрифт:
– Спасибо. И скажи, нет ли у тебя какой-нибудь микстуры от памяти?
– Каждому есть что забыть, но есть и что помнить, – ответила Эльвира. Екатерина услышала ее улыбку.
– Звучит как тост. Ну, дай же, колдунья, выпить.
Эльвира достала коньяк.
– Если бы я могла выборочно действовать на человеческие воспоминания, я была бы счастлива. Сожалею, но пока современная медицина и я вместе с ней бессильны.
– Да, а поговаривают, что у тебя подпольная лаборатория.
– Лаборатория вполне официальная. Но результаты, которых мы достигли, сомнительные – не хватает денег, толкового персонала. Коньяку?
– Попроси
Эльвира хотела возразить, что лучше бы Екатерина сама, но та скрыла лицо под крышкой пудреницы, и главврачиха не решилась перечить. Екатерина боялась взглянуть на Александра, боялась напоминаний о случившемся, боялась осуждения. Александр обладал редким даром заставлять людей испытывать чувство вины. Не обвинит ли он ее, что она сама спровоцировала насилие? Не отменит ли свое предложение? Екатерина усмехнулась. «Как мало выиграла женщина в многовековой борьбе. Какие бы высокие посты ни занимала, сколько бы денег ни зарабатывала, какие бы тугие мышцы ни накачивала, она все равно волновалась – возьмут ли ее в брачные партнерши, так или иначе воспроизводила потомство и украшала себя по мере своего вкуса», – подумала она.
Утром Екатерина уныло поплелась домой, напоследок поцеловав Эльвиру в вялые щеки. Главврачиха растрогалась и решила перекраситься в блондинку.
Дома Екатерина долго стояла под душем. От Эльвириной мази раны зажили, но кожа была еще нежная. Екатерина надела белоснежный брючный костюм и села читать роман с героическим названием «Смерть Спартака». В книге описывались подвиги гладиатора, автор проводил параллель между Гераклом и Спартаком, а потом отсылал читателя в более поздние времена и пытался отыскать подобных колоссов. Чем дальше в века, тем мельче становилась мужская порода, по крайне мере такой вывод делал писатель.
Женщины все так же мечтали иметь рядом неукротимого героя. Поход в кино, конечно, обеспечивал порцией карманного мужества – с экрана скалились редкостные экземпляры с налитыми мускулами и фарфоровыми улыбками. Удивительный симбиоз Геракла и Аполлона. В жизни, несмотря на все усилия агенток и агентов, пытающихся скрыть грешки подопечных, большинство актеров оказывались самовлюбленными болванами. Экранные герои по-свински пили, отдавались за роли режиссершам и продюсершам, а дома их дубасили жены или подруги.
От чтения Екатерину оторвал звонок в дверь.
– Мама, открой, пожалуйста!
На секунду она позабыла, что мама уехала, и ждала, когда та откроет. Екатерина перелистнула страницу. В дверь опять позвонили. Она провела рукой по волосам, проверяя, насколько гладко они собраны.
Пусти меня…
Николай осторожно отодвинул дорогущий ридикюль Екатерины и сел на край дивана. К предложенным фруктам, сыру и бокалу вина не притронулся. Все время молчал. Екатерина раздражалась – сегодня чужие проблемы ей были совершенно безразличны, разобраться бы с собственными. Она принялась рассматривать ридикюль от Байрона. Бежевые ручки чуть потемнели, но в остальном сумка была в прекрасном состоянии. Екатерина вытряхнула содержимое ридикюля и поставила его к мусорному ведру.
Провокация на молодого человека впечатления не произвела. Стоившую целое состояние
– Это я изнасиловал Эльзу, – выпалил Николай.
– Ты явно переоцениваешь свои возможности, – поморщилась Екатерина.
– Нет, я! – упрямо повторил он. Его голос звучал глухо, как будто из горла выдрали важную деталь.
Они вскочили и встали друг против друга.
– Зачем?
– От любви.
– От любви нежат!
– Я принудил и всех остальных! Родительницы уехали в город и оставили меня за старшего. Я выпил и не справился с собой.
– Пшел вон!
– Нет, мне нужно… Мне нужно, чтобы вы помогли. Я готов все рассказать милиции. Надо вытащить маму с отцом из тюрьмы, – тихо добавил он.
– Поздно. Слышишь, гаденыш, поздно. Это их воля – взять вину на себя!
Что-то непоколебимое появилось в лице Николая. Он занес руку – то ли в мольбе, то ли чтобы ударить Екатерину.
– Я не из пугливых! – сказала женщина, но колени дрогнули.
– Если вы мне не поможете, всю оставшуюся жизнь я буду мучиться, а не жить.
– О чем же ты раньше думал?
– Раньше я не думал, а хотел. Помоги мне. Ты сильная и добрая. А я идиот, подонок, тварь!
Он встал на колени. В этой нелепой, театральной позе была неподдельная мука. «Только люди, способные на такие неистовые чувства, ломающие размеренный ход жизни, только такие люди шли на костры. Только такой непокоренной, не размытой цивилизацией породе все еще под силу совершать поступки», – подумала Екатерина и почувствовала жалость, но вместе с тем и уважение к молодому человеку. Она подалась вперед и обхватила его голову. Он уткнулся в ее живот и заплакал. Екатерина понимала, что Николай совершил страшный поступок, но понимала и то, что он не справился с собственным желанием, страстью, и ему никто не помог, не удержал от преступления. Конечно, это не оправдывало его, но как практик судопроизводства Екатерина знала, что в каждом психически здоровом человеке есть внутренний суд, который рано или поздно спросит ответа.
– Я постараюсь.
Николай ушел, но через пятнадцать минут на пороге ее дома стоял другой человек, встречи с которым Екатерина пыталась избежать.
Александр, как и она, тщательно подготовился к встрече. Он надел подаренный ею светлый костюм, побрился. На шее виднелся порез, кусочек бумажной салфетки впитал бурый остаток. Следы синяков и ран были виртуозно закамуфлированы косметическим роботом.
Возникшее между ними молчание тяготило. Те тридцать минут, пока ее насиловали, раскромсали их отношения. Они стали чужими людьми. Екатерина смотрела на беспомощно расхаживающего по гостиной мужчину, но продолжала молчать. Александр пинал ногами свое сердце и понимал, что надо заполнить пустоту, но слова упрямились и не выговаривались.
– Я хочу уехать. Прости. Мне надо побыть одному, – наконец выдавил он.
Екатерина едва сдержала крик. Бежать от беды было совсем не в ее правилах. Но осуждать она больше никого и никогда не будет. Она улыбнулась, хотя ей хотелось броситься к Саше и заплакать. Но она спокойно проводила его до дверей.
Александр замер на пороге. Не смотрел ей в глаза. Екатерина слышала, как он скатывает салфетку с кровью в комок. Она отобрала катыш и кинула в пепельницу. Он стукнулся об стекло.