Непрожитое детство
Шрифт:
– Что случилось в тот вечер? – спросила Екатерина.
Приемные родительницы не спешили отвечать. Валентина высыпала из кармана пригоршню крошек.
– Мы уже рассказали нашу версию, – ответила она. В ее голосе не звучало ни упрека, ни насмешки.
Из щели вылезла мышь. Она звякнула крошечным колокольчиком, повязанным ей на шею, и стала хватать хлеб.
– Мне нужна не версия, а правда, – Екатерина вытерла пот, выступивший на верхней губе.
– Вам надо выпить воды, – вмешался в разговор Сергей.
За время, проведенное в тюрьме, Сергей изменился к лучшему. Сейчас он казался красивым и внушительным, а не подавленным,
– Не вините себя. Все идет неплохо, – Сергей накрыл большой, перепачканной краской рукой ее вспотевшую ладонь. – Нам сказали, что приехала новая воспитательница. Не могли бы вы попросить ее навестить нас, – сказал он как-то осторожно и уважительно.
Екатерина вспыхнула стыдом. Она не успела ничего ответить, в комнату вошел надзиратель – плотный мужчина с лысой яйцевидной головой. Его простое, похожее на кусок сырого теста лицо не было ни свирепым, ни угодливым. Он приветливо посмотрел на присутствующих.
– Валентина, Сергей, пора. Время ужина.
– Но я же просила полчаса! – крикнула Екатерина.
– Так они уже истекли, честное слово, – охранник подошел к горшку с помидорами и повернул их к угасающему солнцу. Луч света дотронулся до растения.
Екатерина взглянула на часы. Стрелка и впрямь отмахала разрешенные тридцать минут. Она ничего не понимала, ей необходимо было время, но тюремщик увел воспитательниц, оставив ее наедине с сомнениями и мышью. Два красных, насмешливых глаза уставились на нее. Через некоторое время дверь скрипнула, в щель просунулась голова охранника. От его жаркого шепота начали зреть помидоры.
– Они ни в чем не виноваты… Не могут быть виноватыми, честное слово. И поверьте, если они что-то решили, изменить это невозможно. Я тоже рос в их доме, жалко, что не с начала. Честное слово – лучше родительниц себе и представить нельзя! Они научили меня ценить каждое мгновение жизни и любить. У брошенных детей часто формируется убежденность, честное слово, что они настолько несчастны, что право имеют.
– Что за ересь вы несете!
– Такие дети используют людей, ссылаясь на свою униженность. Честное слово! Оставьте все, как есть. Не допытывайтесь правды, а положитесь на родительниц.
– Вам что-то известно?
– Ничего, честное слово. Извините, мне пора, – охранник вытянул себя из щели.
Главврачиха потребовала экстренного соединения. Екатерина разрешила его.
– Вы чертова идиотка! Эльза снова впала в кому! – проорала главврачиха.
– Она что-нибудь сказала?
– Ничего она не говорила! Из-за вашего появления девочка опять бессознательный овощ! И Игоря наконец заберите! Вы что думаете, я его до конца света буду держать! Надо было сразу жалобу подать!
– Спасибо.
Что-то внутри Екатерины оборвалось.
Шагая по мокрому асфальту, Екатерина обдумывала, куда нужно отправиться, чтобы внести хоть какую-то ясность в дело, смявшее всю ее жизнь. Она проклинала тот час, когда по телевизионной сети шло сатирическое шоу про Иисуса Христа. Только она утонула в мягком диване, чтобы вволю посмеяться над приключениями распятого пророка, как с ней потребовали экстренного соединения. Особо не вникая
В луже она увидела перевернутую фигуру Александра. Несвежая рубашка выбилась из-за пояса, щеки покрыла щетина. Подойдя поближе, она уловила запах алкоголя.
– И ты тоже, – сказала Екатерина.
– Ты станешь моей женою? – Александр сознательно употребил архаичное выражение.
– Да, – неожиданно для самой себя ответила Екатерина. Ей надоели вопросы, хоть на один надо иметь ответ. – Я люблю тебя, как собака.
– Почему как собака?
– А что больше собачьей любви? Только материнская, – рассмеялась женщина.
Александр стукнул по боковому окну своего везделета так, что бронированное стекло не выдержало и лопнуло, а он захохотал и подхватил Екатерину на руки. Он стал счастливым и трезвым, как будто не было никаких унижений от этой женщины, как будто не придется страдать от мучившей его любви, ревности всю оставшуюся жизнь. Он смотрел на Екатерину и видел мелкие морщинки, которая та старательно скрывала под слоем косметики. Наверное, в светлой шевелюре притаился не один седой волос, у нее дурной, вздорный характер. Ну и что! Она же его, его навсегда. Теперь он сможет целиком завладеть Катей, заботиться о ней, по утрам подавать завтрак, дарить подарки, у них будет много детей и скандалов!
К ним подошли уличные хулиганы. Как банально! Неужели жизнь потребовала сразу испытать их чувства мелкой неприятностью? Александр не мог всерьез воспринять угрозу от пяти прыщавых, белых парней. Он смотрел на них снисходительно. Улыбался, показывая крепкие зубы и радость. Екатерина замерла. Один из парней с силой толкнул Александра в грудь. Второй потряс пустой бутылкой из-под водки. Всего несколько метров отделяло их от тюрьмы, где полно охранниц, но сейчас громадная стена разрезала пространство, была рубежом. К тому же около тюрьмы была глухая зона для цифровых сигналов. Екатерина протянула руку, словно прося милостыню. Александр отодвинул ее.
– Пошли вон! – велел он парням.
Их глаза выжигала ненависть, вечная, ненасытная ненависть. У каждого выше локтя красовалась повязка со знаменитым фашистским знаком, который немцы украли у богини удачи. Первый парень плюнул на ботинок Александра. Мужчина продолжал забавляться опасностью. Но вдруг средний вырвал у Екатерины сумку. Лицо Александра стало злым, взгляд побелел. Он двинул парню в живот, тот скорчился и повалился на землю. Александр схватил Екатерину за руку и пошел к везделету. Кто-то саданул ногой по его заднице. Александр обернулся. И тут же удар в левый глаз. Все поплыло, но он удержался на ногах. Александр с размаху врезал в челюсть нападавшему. На мгновение все замерли, а потом со всех сторон посыпались удары. Александр, занимавшийся боксом, с легкостью отбивал их. Екатерина стояла в стороне и с древним наслаждением следила за дракой. Она восхищалась будущим мужем. Он элегантно, словно танцуя, лупил белолицых. Александр наносил удары с такой силой, что мог убить кого-нибудь из них, если бы не знал анатомию человека. Юнцы заметно выдохлись.