Неразгаданная
Шрифт:
– Ты зачем его охмуряешь?– набросилась девочка на Володю.
– А… Неприятно, когда видишь насколько слабы и глупы твои идолы?
Рите подобное высказывание очень не понравилось.
– Это ты про себя?– девочка невозмутимо взглянула в глаза Володи и, наткнувшись на издевку в глубине их синевы, обиженно надула губы.
– Думаю, ты знаешь про кого я. Твой Славик был бы бойцом, если б не был так падок на лесть. А так он наивен и самолюбив. Ты же сама прекрасно видишь, как легко я справился с его презрением.
– Слушай, ну издеваться-то зачем? Он вполне нормальный человек, у всех свои
– А я что, я ж не спорю… Только чужими недостатками можно и воспользоваться… Впрочем, я просто обращаю на них твоё внимание…
– Слушая, какой ты все таки гад,– обречено произнесла Рита и грустно улыбнулась, огорчаясь за Славку и, в то же время, восхищаясь Володиной силой. Силой ли? Может обычным самомнением и хорошо подвешенным языком? Нет, силой.
– Гад,– повторила Рита, глядя ему прямо в глаза.
– Причем, прошу заметить, не просто гад, а май гад!
Тут Рита уже не смогла продолжать обижаться. Они вернулись к Татьяне со Славиком. Те, ожесточенно спорили о чем-то.
– Да послушай, что там может быть хорошего? Там маленький город, ни развлечений, ничего! Нет даже деревьев, в тени которых можно поцеловаться, никакой романтики…
– Да нет же… Ты не была там, как ты можешь судить! Там люди куда интеллигентней.
– Ой, не смеши меня, там ведь нет ни одного вуза!
– Да при чем же здесь вузы?
– Стоп, стоп, стоп,– Рита решила вмешаться,– может вы прекратите спорить ни о чем,– девочка догадалась, о чем они говорят,– какая разница, чей город лучше?
– Мы не о том говорим. Не знаешь, не вмешивайся,– Таня была уже через чур возбуждена.
– А в чем дело?– на этот раз вмешаться решил Володя.
– Мы спорим, где Рите лучше жить. Я считаю, что в Харькове, а он пытается внушить мне, что ей лучше вернуться в родной заполярный поселок.
– Конечно лучше,– тут же начал высказывать свое мнение Вовка,– там ей куда лучше! Здесь надо обдумывать каждый шаг, к чему-то стремиться, а там же философия совсем другая – после рабочей смены пришел, водки для обогрева принял, и на боковую.
Рита смотрела на Вовку широко открытыми глазами и сжав кулаки. Как он смеет так говорить? Это после того, как она столько рассказывала ему о Лобытнангах, о детстве, о вьюгах…
– Ты не прав, совсем не прав,– Рита попыталась вступиться за родной город как можно спокойнее,– Там очень теплые люди, они вовсе не…
– Конечно теплые, столько пить-то, а! Это же север, там же по-другому не выживают…
Рита почувствовала, как комок слез неумолимо приближается к выходу на люди. Уже не в силах сдерживаться, Рита выбежала из кухни и, бросив через плечо злое: “Там не пьют, там, в отличии от Харькова, люди стихи пишут и со стихией борются!” – схватила с вешалки свою куртку и выбежала из квартиры. Растерянный Славик рассеянно пожал плечами и, извинившись перед оторопевшими Морозовыми, последовал за девочкой. Рита стояла на балконе лестничной площадки. Ее трясло, слез уже не было, но состояние полной подавленности осталось.
– Там не все пьют, там некоторые стихи пишут… – повторила она в ответ на вопросительный взгляд Славика.
– Эй, львенок, конечно же, ты права, и мы с тобой это знаем. Не все ли нам равно, что думают какие-то харьковчане?
– Они не какие-то,
– Ну-ну, малыш мой, успокойся,– Славик трясущимися руками обнял ее за плечи,– теперь у тебя есть я. Теперь ты сможешь вернуться в любимый город, мы будем…
– Стоп, Славка, стоп… – Рита, наконец, решилась, – Понимаешь, у каждого человека есть своя жизнь… Свое прошлое понимаешь, свое настоящее, ты – мое прошлое, мое прекрасное прошлое, и чтобы не стать друг для друга тягостным настоящим нам лучше не видеться, ты слышишь меня?
Славик вздрогнул, ослабил хватку. Ватные руки упали на перила балкона. Пустым взглядом он смотрел куда-то вдаль, его тускло-карие глаза выражали полное отсутствие мыслей. Рите стало страшно. Этот чужой человек был совершенно безумен. Откуда-то в хлипких на вид руках Славика появилась сила. Он вдруг резко схватил девочку за подбородок, гневно взглянул ей в глаза, Рита зажмурилась, не в силах предпринять что-либо, ей показалось, что Славик сейчас ударит ее. Но вместо этого бездна безумия в глазах молодого человека сменилась каким-то странным выражением осмысленной решимости. Он дернул Ритино лицо на себя, больно надавив при этом на виски девочки, и жадно прильнул ртом к ее губам. На миг девочка застыла. Чужой язык скользил по ее деснам, чужая слюна проникала в ее гортань, Рите стало противно, она с силой оттолкнула обидчика.
– Что ты делаешь? Ты, ты…
Девочка красноречиво вытерла рукавом куртки губы. Славик тяжело дышал, пытаясь успокоиться.
– Между прочим, это был мой первый поцелуй… – захрипел Славик.
Рита почувствовала что-то вроде угрызений совести.
– Главное, чтоб не последний,– Рита никак не могла запретить себе покровительственного тона этой фразы, и на этот раз от Славика не ускользнул скрытый смысл сказанного.
– Что, взрослая, да? Да не взрослая ты,– грязная. Неужели же ты думаешь, что я не вижу происходящее здесь безумие… Ты ведь по уши влюблена в него, да? А он, небось, совсем не прочь поживиться юной девочкой, так?
Что ж, вот и настал момент откровенности.
– Неправда, наши отношения куда чище! – спокойно произнесла Рита, – Если тебя волнует этот аспект, уверю – между нами не было секса!
– Причем здесь постель?– Славик продолжал свою проповедь,– Ты даже мыслить стала как-то узконаправленно на эту тему. Неужели ты не понимаешь, что измена моральная страшнее и гаже физической? Нравственное соблазнение куда строже должно караться, потому как последствия его куда страшнее, чем плотское. Неужели ты не видишь предательства по отношению ко всем существующим чувствам в этой твоей связи?
От подобной чепухи Рите стало легче. Обвинять ее в подделке чувств было нелепо, и девочка даже рассмеялась.
– Не лезь в это, Слав. Ты всё равно ничего не поймёшь. Никто ничего не поймёт.
Бледная, прямая, , она смотрела прямо в глаза эмоционально произносящему свою речь парню. Гордо поднятый подбородок оттенял сейчас, как нельзя более выгодно, изящество Ритиной шеи, плотно сжатые губи и слегка выпирающие скулы свидетельствовали о довольно удивительной для столь хрупкой девушки внутренней силе.