Несколько шагов до прыжка
Шрифт:
Музыка смолкла, начались аплодисменты, вопли, а Геллерт как упал в конце проката на колени, так и стоял.
Альбуса камера, конечно же, не показывала.
Криденс не выдержал и закрыл вкладку. К чертям собачьим, он не мог на это смотреть.
В голове его постепенно выстраивалась картина произошедшего. В сезон две тысячи восьмого Альбус поставил своему подопечному — первому подопечному, какому-то Алексу Льюису, вчерашнему юниору — короткую программу на ту музыку, под которую когда-то катался Геллерт. С которой выиграл Олимпиаду две тысячи второго. Прессе больше понравился подопечный
Их сравнивали. И не в пользу Геллерта.
Тот наверняка пришёл в ярость и вызвал Альбуса на разговор. И, судя по всему, за несколько минут до своего проката.
Мать твою.
А потом — падение, малоутешительное серебро, конец карьеры.
Криденс поднялся со стула и постучал костяшками по папке счёта, куда уже вложил деньги.
Через минуту он уже бежал обратно. К Геллерту.
~
В дверь позвонили.
Ланц поднялся с плеча и, проорав что-то, улетел восвояси. Геллерт, подавив вздох, отправился открывать.
Криденс теребил в руках ремень сумки, но выглядел при этом куда решительнее, чем час назад.
— Надо поговорить, — начал он с порога, оттесняя Геллерта и входя в квартиру. — Только не ори на меня, ладно? Сам обещал… Пойдём. Пожалуйста.
Смотрел он напряжённо, но и как-то… как же это называлось… участливо, что ли?
Геллерт вдохнул, выдохнул и дёрнул подбородком в сторону кухни. Криденс, понятливо кивнув, пошёл туда, куда указали.
Достав из холодильника бутылку сока, Геллерт разлил его по стаканам и сел за стол. Криденс опустился напротив, отпил и глянул на него очень прямо и даже немного жёстко. Растёт мальчик.
— Геллерт, — аккуратно, но твёрдо заговорил Криденс, — я почитал и посмотрел.
Всколыхнувшаяся досада была крайне некстати, Геллерт даже поморщился. Ну кто его за язык тянул, интересно?
А с другой стороны, внутри в последнее время было неожиданно так рвано и пусто, что поделиться даже таким уже не казалось дурным делом. Напротив — возможно, вот сейчас этим разговором что-нибудь и… заполнится. Компенсируется.
Хотя где-где, а здесь нечего было компенсировать.
Только выстраивать заново.
— И? — он хмыкнул, поднимая брови. Грейпфрутовый сок слегка горчил на языке.
— И ничего, — огрызнулся Криденс. — Прокат отличный, я не удивлён, что тебе даже с падением серебро дали. Ты на таких эмоциях откатал, мне ещё расти и расти.
Хамил он, конечно, отчаянно. И осадить бы его, да только вот отчего-то не хотелось. И, возможно, было бы нечестно заставлять Криденса заткнуться, учитывая, что Геллерт намеревался воспользоваться его умениями.
— Не ори, пожалуйста, — пробормотал Криденс, просяще вскидывая ладонь. — Видишь ли… Пресса напишет всякого, а что там было на самом деле, знаете только вы двое. А ты выбрал меня своим ключом, Геллерт. Своим средством для достижения цели. Так что мне кажется, что я имею полное право знать. Из первых рук. Из твоих. Расскажи мне, ладно? Ты же сам понимаешь, что дальше меня это никуда не пойдёт, а с этим знанием у меня лучше получится этот… максимальный артистизм.
Геллерт
Но чёрт раздери, ворошить это?! Снова?! После того, как столько лет пытался забыть — хотя бы эмоциональную составляющую?!
— А чего тебе не хватает? — хмыкнул Геллерт, ставя стакан на стол. — Ты уже, мне кажется, понял: я хочу таким способом донести до него, что… заинтересован в возобновлении некоторых аспектов нашего общения…
Сказанные слова были настолько в духе Альбуса, что аж дёсны свело. Криденс понимающе ухмыльнулся. Зараза.
— Я-то, может, и понял, — вздохнул он, — но это не то. Если ты мне расскажешь, мы вместе сможем придумать больше, чем просто красивую презентацию, понимаешь? И если уж ты заинтересован, но не хочешь — или не можешь — просто поговорить с ним, то…
Он замолчал, отпил сока и угрюмо уставился в столешницу.
И Геллерт решился. За восемь лет он не говорил об этом ни с кем, а Криденс… Даже не имело значения, что он действительно выбрал Криденса своим средством. Просто именно он был для Геллерта отнюдь не последним человеком в этой Вселенной.
— Я проиграл Олимпиаду две тысячи шестого, — медленно начал он, принимаясь барабанить пальцами по столу. — Едва выехал на серебро. Опередил бронзового призёра всего на два балла. Через год на Чемпионате мира и вовсе еле наскрёб на бронзу. Тогда мне было уже тридцать четыре… сам понимаешь. Я хотел докатать ещё три сезона. Включая Олимпиаду две тысячи десятого. Но…
Он почти на автомате ухватил бутылку и долил в свой стакан. Криденс сидел на стуле с ногами, обхватив руками колени, и смотрел прямо и вопросительно. Геллерт хорошо знал: это было прямым признаком того, что он внимательно слушал.
Отпив глоток, он продолжил:
— Ты видел Льюиса?
Криденс быстро кивнул:
— Под твою музыку две тысячи второго, да?
— Именно, — воспоминания ворочались внутри, не желая ни оживать, ни выходить на поверхность, но они были нужны для дела. — Он меня сделал и обскакал. Сам понимаешь, почему: тебе должно быть ясно всё насчёт разницы в элементах по прошествии шести лет. Пресса орала дурным голосом. Тогда между короткой и произвольной прошло чуть больше суток, и за эти сутки меня не один и даже не десять раз спросили, как я отношусь к успеху Льюиса. И всё это происходило у меня дома, понимаешь? В Швейцарии.
Криденс кивнул. В его глазах плескалось явное сочувствие, но отчего-то никакого раздражения оно не вызывало.
Не было сил даже злиться на себя за сентиментальность.
Отпив ещё сока, Геллерт продолжил:
— Тогда я припёр Альбуса к стенке. И спросил, зачем. Понимаешь, Криденс: в этом не было бы ничего особенного. Сам знаешь, под одну и ту же музыку могут выйти даже два спортсмена подряд. Так складывается иногда. Но он был подопечным Альбуса, Криденс. Он не случайно поставил ему такую программу: мы были друг у друга на глазах всю карьеру, он знал все мои прокаты, и я его — тоже.