Несколько шагов до прыжка

Val. Ekkert

Ньют улыбнулся:

— Именно. Только одному, хорошо? Без Серафины.

Персиваль стиснул зубы, вымучил улыбку и кивнул:

— Сам знаешь — я после них никуда обычно и не тороплюсь.

Ньют вдруг посерьёзнел, снова выпрямился и посмотрел на него почти строго:

— Дай тебе волю, и ты бы тут ночевал. А так нельзя, Персиваль. Ладно, я пошёл.

И, откатившись обратно к Куини, бросил ей пару слов, и они разъехались, чтобы снова сойтись в либелу. Персиваль прищурился, внимательно глядя на обоих — и никаких ошибок в отработке элемента

не заметил.

Он присел на скамейку и потёр лоб ладонью. Что это было-то? Забота? Упрёк?..

И, право слово, зачем настолько топорно хитрить и специально ошибаться, если просьбу задержаться можно было озвучить хоть до тренировки, хоть во время перерыва? Чего он хотел? Проверить реакцию?

Догадывается?..

Персиваль в который раз жёстко прикусил изнутри щёку и медленно выдохнул. После. Всё — после. После тренировки, разумеется. Когда они останутся, судя по всему, наедине. И ещё предстоит выслушать… нечто. И наверняка придётся что-то отвечать.

Впрочем, чего Ньют не умел никогда, так это притворяться. И если бы разговор им предстоял неприятный, то вряд ли бы он стал смеяться, запрокинув голову, широко улыбаться, сидя на корточках, и вообще вести себя… как-то даже чуть дружелюбнее обычного.

Значит, надо настроиться на лучшее. Не на самое лучшее, конечно, но точно не на ссору.

Кое-как успокоив себя, Персиваль поднялся на ноги — и вовремя: к бортику как раз подъезжала Тина:

— Мы сейчас докрутимся до тошноты, честное слово. Может, поддержками заняться, а?

Ньют и Куини, явно услышав её слова, вышли из вращения и остановились, причём немедленно разойдясь на приличное расстояние. Персиваль секунду подумал, решил не заострять на этом внимания и медленно кивнул:

— Давайте. Помните, какие в первую очередь?..

— Естественно! — Тина возмущённо сверкнула глазами, Ричард за её спиной кивнул, Куини вздёрнула носик, Ньют только улыбнулся.

— По вращениям вашим пока придраться не к чему, — заговорила стоявшая недалеко Серафина. — Разве что…

— Мы уже поговорили, — неожиданно для себя перебил её Персиваль. — Здесь… не о чем волноваться.

Она вскинула брови, но промолчала и лишь повела головой.

Тина, тряхнув волосами, вернулась к Ричарду, и они отправились к дальнему бортику, чтобы пары не мешали друг другу.

Персиваль жёстко приказал себе не думать о глупостях и делать свою работу. В конце концов, поддержки — одни из самых травматичных элементов, и не следить за их выполнением он просто не мог.

Хорошо ещё, в нём не поднимала голову какая-нибудь идиотская ревность при виде того, как Ньют подхватывает Куини за талию. Это было бы настолько глупо, отвратительно, непрофессионально и попросту недостойно, что он бы долго ещё на себя злился.

…Какое-то время ребята отрабатывали элементы, потом пришёл черёд разбора ошибок, после которого все начали расходиться. Это было уже так заведено: тренировки чаще всего этим и заканчивались.

Персиваль сидел за столом в тренерской, уткнувшись

невидящим взглядом в ноутбук, на котором зачем-то вызвал программу нарезки мелодий — на кой чёрт-то: он сам ей не пользовался, не умел, да и всю музыку своим подопечным они с Серафиной подобрали такую, что в нарезке она не нуждалась. Идеально соответствовала требованиям — и по времени звучания, и по аранжировкам, и…

— Персиваль?

Ньют стоял на пороге — кажется, вышел вместе с остальными только затем, чтобы вернуться. Персиваль закрыл программу, выключил компьютер и встал:

— О чём ты хотел поговорить?

Ньют, как-то ухитрившись улыбнуться задорно и при этом чуть застенчиво, помотал головой:

— Не поговорить. Попросить.

В горле решительно пересохло. В конце концов, борьбу с собственными чувствами Персиваль проигрывал безнадёжно, а они с Ньютом сейчас находились только вдвоём, в не самой, мягко говоря, большой в мире комнате, и…

— Я тебя слушаю, — к собственному изумлению, это получилось произнести вполне спокойно и даже мягко. Ну, хоть что-то.

Ньют шагнул из тренерской — спиной вперёд. Персиваль, словно привязанный к его взгляду, тоже сделал шаг к выходу. Через несколько мгновений они уже стояли рядом. В слабо освещённом коридоре.

Вот только этого не хватало.

— Персиваль, — Ньют потёр лоб, — ты ведь знаешь, что у меня, конечно, нет проблем с вращениями, но они довольно тяжело мне даются.

Персиваль кивнул. Для него самого вращения всю жизнь были наиболее сложным элементом — считая прыжки и не самые простые дорожки. А учитывая, что при них был большой риск повредить именно коленные связки, Персиваль иногда вообще поражался тому, насколько чисто Ньют выполнял этот элемент.

Впрочем, чистота исполнения, разумеется, никогда не отменяла сложности.

— И я хотел бы, — Ньют зашагал ко входу на лёд, — попросить тебя… Выйдешь со мной сейчас? Снова?

Персиваль замер, даже не пытаясь идти следом. Он точно знал: там уже потушили основной свет, царил полумрак, и если при этом они окажутся на льду… прощайте, голова и способность соображать.

— Понимаешь, — Ньют вернулся на пару шагов, глянул в глаза, — я не знаю, почему, но мне чертовски важен этот сезон. Даже не потому, что он предолимпийский, и на мировом Чемпионате нам квоту выгрызать, нет. Просто… в общем, важен. И поэтому я очень хочу… поменьше нервничать, поменьше думать — а вспомни, как хорошо всё закончилось с риттбергером, да?

Персиваль пытался перевести дыхание. С риттбергером действительно всё закончилось хорошо: после той тренировки, на которой они прыгнули его вместе, Персиваль насчитал только два срыва. За один раз. Да и то — не срывы это были, а так, лёгкая рассинхронизация. Но это Куини с Ньютом всегда исправляли быстро.

Ньют помолчал, видимо, растерянный отсутствием всякой реакции — и вдруг опустил руку Персивалю на плечо.

Тёплая, горячая — даже через куртку чувствовалось — сильная ладонь…