Неукротимый голод

Робертс Тиффани

Но сейчас все по-другому.

Это произошло, и это напугало ее до чертиков. Она приняла несколько плохих — действительно плохих — решений в своей жизни, и она не могла позволить себе еще одно. Ей нужно было беспокоиться о ребенке. И все же ничто в Драккале не заставляло ее чувствовать, что принятие его предложения было бы ошибкой. Это… могло быть ее единственным шансом. Шансом подарить своему ребенку хорошую, безопасную жизнь.

Что касается Драккала, утверждающего,

что она его пара…

Это одновременно напугало и заинтриговало ее. Он не вызывал у нее отвращения — очевидно, нет, учитывая реакцию ее тела, — но он был… другим.

В банде, с которой она работала на Земле, были люди, которые считали ажер не более чем ходячими, говорящими животными. Некоторые люди подвергались остракизму за общение с инопланетянами, еще хуже обстояли дела с теми, кто вступал в физическую связь с нелюдьми. Шей видела, как людей избивали, пытали и убивали, и все потому, что они позволяли себе испытывать чувства к чему-то другому.

Но здесь, в Артосе, все было не так, и она солгала бы себе, если бы утверждала, что ничего не чувствовала, когда Драккал смотрел на нее, когда прикасался к ней.

И на Земле для нее это тоже не имело бы ни малейшего значения. Она бы никогда не позволила кому-то другому диктовать, что она должна чувствовать или как жить, и если бы она хотела ажеру в качестве своего мужчины, то, черт возьми, заполучила бы его.

Но хотела ли она?

Шей провела ладонью по щеке, желая, чтобы это была грубая, покрытая шрамами рука Драккала.

ОДИННАДЦАТЬ

Драккал сделал глоток гуроша, надеясь, что огненно-сладкий напиток поможет ему сосредоточиться — хотя бы на время, достаточное для завершения хода и продолжения игры. Он хорошо понимал правила и игровой процесс «Завоевателей», даже если никогда не был в этом так хорош, как некоторые из тех, с кем он обычно играл, но сегодня вечером ему приходилось нелегко. Игровое поле — большая голографическая карта, изображенная шестиугольниками разной высоты, — не имела для него особого смысла, и цвета на ней, обозначавшие территорию, на которую претендовали Драккал и его противники, казалось, сливались воедино.

Было бы легко сказать, что ему просто не по себе, но он знал истинную причину своей рассеянности.

Шей.

— Давай, ажера, — прошептал Аркантус. — Как мы сможем победить Сэм, если твоя голова не в игре?

Саманта, сидевшая справа от Аркантуса, повернула к нему голову и прищурилась.

— Вот как это бывает?

Рот Аркантуса приоткрылся, а брови поползли вниз.

— И в чем именно ты меня обвиняешь, мой цветок?

Озорная ухмылка заиграла на губах Сэм.

— Ты плохой завоеватель и тайно строишь козни против своей пары.

Урганд, воргал, сидящий слева от Драккала, резко втянул воздух.

— Я лучше схожу за аптечкой.

— Почему? — спросил Арк, нахмурившись

с преувеличенной болью в глазах.

— Она просто оглушила тебя правдой.

За столом раздался теплый смех, даже со стороны большого крен Рази, который, казалось, никогда не отрывал внимания от доски во время игры в «Завоевателей». Драккал присоединился к веселью, благодарный за все, что могло отвлечь его мысли от Шей, даже если это было всего на несколько мгновений.

Драккал, наконец, взял из рук голографическую карту и положил ее на доску. Два пустых шестиугольника, граничащих с тем, на котором он разыгрывал свою пьесу, изменили цвет на грязно-оранжево-коричневый. Большая часть карты, как обычно, была разделена между цветами Сэм и Рази.

— Гурош сильно ударил тебя сегодня вечером, Драккал? — спросила Секк'тхи — женщина-илтурия, сидящая рядом с Сэм.

— Веселее побить седхи, бросив игру, — с ухмылкой ответил Драккал.

— У нас была сделка, — Аркантус бросил на Драккала свирепый взгляд, когда тот протянул руку и положил свою карту, не глядя, прямо рядом с одним из карточек Сэм. Карта Арка сменила цвет на малиновый.

— Может быть, тебе стоит обратить внимание на то, что ты делаешь, Арк, — сказал Драккал.

Саманта, Урганд и Секк'тхи рассмеялись.

Аркантус повернул голову к доске и проворчал:

— Черт возьми. Я знал, что не должен был позволять тебе использовать мой любимый цвет, Саманта. Это плохая примета.

— Для тебя, — сказала Саманта с усмешкой. Она не сводила глаз со своей пары, когда потянулась вперед и без колебаний положила свою карточку. Четыре пробела — четыре пробела Арка — стали малиновыми.

Невероятно, но выражение притворного негодования на лице Арка только усилилось.

— Налейте мне еще гуроша. Если я иду ко дну, то собираюсь наслаждаться этим, как смогу.

Рази достал новую бутылку с напитком и передал ее через стол Аркантусу, пока Секк'тхи оценивала свои возможности.

— Она мастер в игре, седхи, — Секк'тхи наклонила голову и перетасовала голографические карты, выбрав одну из них и положив ее на уменьшающееся свободное место.

— Мы должны предположить, что она контролирует ситуацию и в других местах.

Намек, скрытый в ее тоне, вызвал ухмылки у всех, кроме самой Саманты — терранка опустила глаза, ее щеки порозовели.

— Саманта — моя госпожа, когда и где бы она этого ни захотела, — мягко ответил Аркантус, положив руку ей на бедро. — Отсюда и установка шумоизоляции в нашей спальне и мастерской.

— Просто нужно, чтобы шумоизоляция была в каждой комнате, и мы все сможем спать спокойно, — сказал Урганд.

Щеки Саманты потемнели до румянца, соперничающего с ее цветом на игровой доске, хотя на ее губах играла мягкая, любящая улыбка, когда она краем глаза посмотрела на Аркантуса.