Неуловимая подача
Шрифт:
– Что ты имеешь в виду, говоря, что ты ему должна?
Она отмахивается от меня.
– Может быть, как-нибудь поутру мы с тобой вместе напьемся, и тогда я все тебе объясню. – Миллер хватает с тумбочки свой телефон и показывает его мне. – Посмотри это видео с Максом. Взгляни, какой он счастливый.
На маленьком экране телефона воспроизводится видео, на котором мой непоседливый сынишка сидит на диване и показывает на экран телевизора, где он видит, как я подаю. Он никогда не был ни на одной из моих игр, и, насколько я знаю, это, возможно, первый раз,
Мое сердце уходит в пятки. Он никогда так быстро не чувствовал себя с кем-то так комфортно, в его жизни никогда не было женщины, к которой он захотел бы прижаться.
Это пугает меня до чертиков.
Потому что, как бы сильно Миллер ни вызывала у меня сегодня опасения, больше всего на свете меня вгоняет в дрожь то, как отреагирует Макс через два месяца, когда она уйдет, если она так сильно понравилась ему в первый же день.
Она продолжает показывать фотографию за фотографией, Макс улыбается так широко, как только позволяет его маленький ротик, и когда она заканчивает показывать слайд-шоу, я, не говоря ни слова, направляюсь в свою комнату.
– И это все? – окликает она.
Я возвращаюсь в ее личное пространство.
– Что еще ты хочешь, чтобы я сказал?
– Ну не знаю. Как насчет «Спасибо тебе, Миллер. Я не удивлен, что мой сын уже любит тебя, потому что с тобой очень легко ладить»? Или, может быть, ты мог бы попытаться узнать меня получше. На самом деле все что угодно.
– Я не хочу тебя узнавать.
Какой в этом смысл, если она скоро уедет?
От моих слов она резко вскидывает голову.
– Эти чертовы социальные навыки пришли с отцовством, или ты таким родился?
Я ничего не говорю, продолжая опираться плечом на дверь между нашими комнатами.
– Ты ведь понимаешь, что проблема здесь в тебе, верно? С твоим сыном все просто.
И снова я не отвечаю.
Ей не обязательно мне это говорить. Я достаточно хорошо себя знаю, чтобы понимать, что проблема во мне. Я знаю, что чрезмерно опекаю его. Знаю, что с Максом легко, но также знаю, что он моя единственная семья, не считая моего брата, а я – его. Он все, что у меня есть.
Миллер устало вздыхает, и это звучит так, будто я ей ужасно надоел.
– Просто не собираешься отвечать? Круто. Тебе что-нибудь еще нужно? – Она указывает на мое тело. – Пройти какую-нибудь терапию после игры, прежде чем я уйду?
– Нет, я уже закончил.
Ложь легко слетает с моего языка. Мое тело отомстит мне за то, что в восьмом иннинге я не позаботился о своем плече, локте или запястье. Я должен был отправиться на полуночный заплыв или провести следующий час в тренажерном зале, позволяя тренировать меня на растяжку и подвижность. Вместо этого я сел в первый же автобус, чтобы уехать с арены, даже не вернув экипировщикам свою форму.
Миллер
– Боже, наконец-то ты что-то сказал, и это – чушь собачья.
Не стоило врать ей о том, что я делаю после игры. Ее воспитывал тренер по бейсболу.
Она встает с кровати и выключает радионяню в знак того, что на сегодня с нее достаточно.
– Я собиралась этим летом поиграть в чертову Мэри Поппинс, но никак не смогу общаться с тобой в течение двух месяцев. – Она небрежно собирает свои вещи по всей комнате. – Я думала, что смогу это сделать. Макс замечательный, но ты… – Она качает головой. – Ты не такой.
Что она делает? И куда, по ее мнению, направляется? Всю свою игру я ожидал, что она облажается и я смогу ее уволить, но теперь она уходит по собственному желанию.
Сейчас я в состоянии думать только о маленьком мальчике в соседней комнате, который крепко спит, счастливо проведя день с девушкой, которая собирается из-за меня уйти.
Я преграждаю ей путь, встав между ней и дверью.
– Куда ты?
– Так далеко от тебя, как только смогу. Вся эта история с властным отцом-одиночкой поначалу была немного возбуждающей, но теперь это, – Миллер делает пальцами жест вверх-вниз, показывая на мое тело, – утомляет.
Она отступает в сторону, протягивая руку к двери, ведущей в коридор, но я двигаюсь вместе с ней, загораживая выход.
– Пожалуйста, отойди.
– Куда ты пойдешь? – снова спрашиваю я. – Уже поздно.
Она на мгновение откидывает голову назад, чтобы успокоиться.
– У меня арендовано жилье. Мне нужно собрать вещи, чтобы завтра уехать в Чикаго.
– О. – Что ж, это хороший знак. Она возвращается в мой город. – Значит, увидимся в воскресенье? У меня дома.
Она смеется, но в ее смехе столько разочарования.
– Сначала ты не хотел, чтобы я присматривала за твоим сыном. Теперь хочешь. Решайся, Родез. Что ты выберешь?
Проклятие, отличный вопрос. Она думает, я, черт возьми, соображаю, что делаю? Я хочу, чтобы Макс был в безопасности. Я хочу быть тем, кто обеспечит его безопасность, но я не могу быть с ним двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Я хочу, чтобы он был счастлив, но также не хочу, чтобы его сердце было разбито через два месяца, когда эта женщина уйдет.
Я снимаю кепку, разочарованно провожу ладонью по голове и разворачиваю ее козырьком назад.
– Миллер, я не знаю.
– О боже мой! – Она вскидывает руки. – Я так от тебя устала. Отойди.
Она отскакивает в сторону, чтобы добраться до двери. Не задумываясь и не произнося ни слова, я протягиваю руку, чтобы остановить ее, но она делает движение в одну сторону, а я – в другую, слишком быстро, так что вместо того, чтобы безопасно обхватить ее под мышками, обе мои руки оказываются на ее груди.
Мы замираем у двери, я стою, обхватив ее руками за грудь.
Взгляд зеленых глаз Миллер скользит по моим рукам и возвращается обратно. На мгновение она замолкает, ничего не говоря, пока, наконец, не прочищает горло.