Невеста для пилигрима

Даниярова Рута

Виола, обернувшись, увидела молодую женщину. Ей было лет двадцать пять. Миловидное лицо, темные брови, карие глаза, на голову наброшен синий шерстяной платок. На плечи женщины был накинут простой серый плащ на завязках, местами залатанный, которые носили здесь крестьяне.

На руках она держала спящего ребенка лет трех-четырех, закутанного в одеяло. Бледное личико с синими тенями под глазами обрамляли светлые волосы. Лицо ребенка напоминало по цвету фарфор — бледное, почти прозрачное, на виске виднелась

голубая вена.

— Возьмите меня с собой до Старого Ключа, господин Брент, — в ее голосе, обращенном к охраннику, звучало отчаяние.

— Я тебе еще вчера сказал, что не возьму.

— Я могу вещи вам стирать и штопать, готовить буду, знаю толк в травах. Если кто-то заболеет или ранят кого в дороге, лечить помогу, —торопливо говорила женщина, глядя на Брента.

— Замолчи, дура, — суеверно сплюнул стоявший рядом парень из обоза и сделал жест, отводящий беду, — очертил пальцами круг в воздухе вокруг головы.

— А кто за дитем твоим приглядывать будет, пока ты похлебку будешь варить? Вдруг убежит куда и в пропасть свалится?

— Раэль у меня тихий, он не бегает вовсе, потому что все время спит, — когда женщина говорила о своем ребенке, в ее голосе прозвучала такая нежность, что у Виолы сжалось сердце. Ей вдруг захотелось, чтобы хмурый Брент выполнил просьбу кареглазой незнакомки.

— С повозкой умеешь управляться? — кажется, начальник охраны раздумывал.

— Умею, господин Брент.

— Как тебя звать?

— Тальда, — ответила женщина.

— Ну, Тальда, забирайся в тот фургон вместе с мальцом и Виолой, но смотрите обе, чтобы каша с утра была наварена, к обеду похлебка сготовлена. Перед мужиками подолами чтоб не крутили, по чужим палаткам по ночам не шастали.

— Спасибо вам за доброту, господин Брент! — радостно улыбнулась женщина.

— Кабы не заболели половина моих парней, не видали бы вы моей доброты, — Брент махнул рукой и отошел от женщин.

Виола остановилась возле небольшого фургона, накрытый плотной тканью, защищавшей от ветра и непогоды. Она заметила, что Дайнис с Амьером уже сидят на лошадях, а Брент что-то им объясняет, энергично жестикулируя руками.

Дайнис, заметив ее взгляд, помахал рукой, Амьер сдержанно кивнул. Они почти не разговаривали после той ночи в трактире, когда он заявил, что невысокого мнения о ее бывшем женихе.

Тальда тем временем положила спящего ребенка в повозку и укутала его одеялом. Она робко улыбнулась Виоле.

— Слышал я, что с нами две красавицы поедут? — раздался мужской голос, и в фургон подошел Рамис. Он равнодушно скользнул взглядом по Виоле, но при виде Тальды подбоченился, пригладил густые кудри и залихватски подмигнул.

— Красавица, как тебя звать? Я Рамис, могу и спеть, и сплясать, и холодной ночью приласкать, — он шутовски поклонился.

— Держись от женщин подальше, —

послышался за спиной холодный голос Амьера. Оказывается, он уже слез с коня и подошел к ним.

— Я себе кареглазую присмотрел, а тебе, так и быть, уродину уступаю, вы с ней как раз хорошая парочка будете, — дерзко заявил Рамис, но тут же упал, сбитый с ног мощным ударом кулака. Из носа у парня потекла струйка крови. Он вскочил, выхватывая из-за пояса нож.

— Эй, а ну остановились!

В воздухе просвистел кнут, черной змеей он обвился вокруг руки Рамиса и выбил нож из его руки.

Смазливое лицо парня перекосило от боли.

Побагровевший Брент заорал, снова поднимая кнут:

— Тхоргх, я что сказал! Никаких драк! Рамис, поедешь рядом с фургоном купца! А ты — он указал кнутовищем на Амьера — ступай в конец обоза, будешь пока замыкающим. Еще раз затеете свару, обоих отхожу вот этим, — он с силой ударил кнутом по земле.

Мужчины разошлись.

Тальда с Виолой поспешно забрались в фургон. Лицо Виолы горело от нестерпимого стыда за намеки белокурого красавчика. А еще она чувствовала злость. Кажется, этот Равис избрал Амьера мишенью для своих нападок. Она уже успела убедиться, что этот парень отличается подлостью. Еще вчера вечером она радовалась, что их путешествие к храму Эри продолжится, несмотря ни на что. А теперь на сердце у нее было тревожно.

* * *

Виола забралась в фургон и уселась между мешков с мукой и парой одеял.

Тальда, сев рядом, осторожно положила ребенка, поцеловав его в бледную щечку.

— Он болеет? — шепотом спросила Виола, кивая на мальчика.

— Да, — тихо ответила женщина.

В это время Брент поднес к губам свисток, раздалась пронзительная трель, и обоз тронулся. Полтора десятка телег и фургонов гигантской змеей поползли по дороге в сторону темнеющих впереди горных пиков. Они вздымались, пронзали серое небо, как огромные кривые зубы дракона.

Повозками правили люди купца Яхнира, молчаливые смуглые люди в накидках без рукавов из белой овечьей шерсти и высоких остроугольных шапках, расшитых разноцветным бисером. Они изредка переговаривались на чужом гортанном языке.

Охранники попарно держались кто впереди, кто по бокам обоза. Каждый занимал место, которое указал ему Брент.

Равьер ехал замыкающим вместе с курносым рыжим парнем с густой россыпью веснушек на лице. Он назвался Мирошем.

— Хорошо, что не лето сейчас, иначе бы вся пыль сейчас наша была, — обратился Мирош к Равьеру.

Тот кивнул.

— Видел я, как ты схлестнулся с Рамисом, — продолжал Мирош, с любопытством поглядывая на спутника.

— Ты бы держался от него подальше. Рамис — он подлый. Если бы не был племянником Брента, давно бы с него спесь посбивали.