Невеста фараона
Шрифт:
– Она совершенно здорова, по нынешним временам. Легкий насморк и кашель – отличная отмазка от института, но совсем не работает для отказа от свидания. Не находите?
Вот же обольститель! Умудрился околдовать мою бдительную маму! Я видела, как он ей нравится. Она смотрела на него с нежностью, словно уже усыновила этого наглеца. Ну, надо же! Моя собственная мать так же обожала подлеца Ахмеса. Знала бы, на что он способен!
Через два часа мы вошли в здание… ну да, опять похожее на храм. На этот раз куда больше, чем все предыдущие. Увы, но в памяти Даши зияла пустота. Она понятия не имела о том, куда мы пришли.
–
Я пожала плечами. Даше как-то удалось. Он взял меня за руку и потащил сначала вниз. Где мы сняли верхнюю одежду, потом так же стремительно поднялись на второй этаж.
– Где тут египетский зал? – спросил он на входе у женщины со строгим лицом.
– От лестницы налево.
– Египетский зал… – повторила я как зачарованная, едва успевая перебирать за ним ногами.
Я уже знала, что Египтом в этом мире называли мою страну. Вернее, даже не так. Египет существовал и сейчас на ее территории. А вот то, где жила я, здесь называлось Древним Египтом. Мою родину разделяло с настоящим три с половиной тысячи лет. Даже интересно, что сохранилось с тех времен до наших дней? В моей стране я держала в руках тексты и более древние. Так что я бы не удивилась, если бы увидела…
О нет, я все-таки удивилась! Мы вошли в храм. С колоннами и голубыми стенами. И саркофагом, в котором покоилось Сах неизвестного правогласного(Сах священное тело, подготовленное для вечной жизни, которое в наши дни называется мумия. Правогласный – усопший, прошедший через суд Осириса).Я опустилась на колени и упала лбом на пол.
– Вы что себе позволяете?! – тут же возмутилась женщина, похожая на ту, которая нас встретила на входе. Во всяком случае, одеты они были одинаково безвкусно.
– А что нельзя?! – тут же парировал Романов, встав между мной, распростертой на полу и стремительно приближающейся служительницей этого, как его… музея в общем.
– Не положено, – отчеканила она.
– Кем не положено?
Похоже последний вопрос застал даму врасплох. Что ответить она не знала, а потому, поджав губы и прошипев злобно «тиктокеры», отступила к своему стулу, где и затихла, сверля нас глазами.
– Ты его знаешь? – Романов подал мне руку и помог подняться.
– Его?! Тут же написано, что это дама, – я вздохнула, – нет, я ее не знала.
Он взял меня за руку и потянул к стене.
– Да прибудь в вечности право гласный наставник сопровождающих Себек-нахт Ренефсенеб – машинально повторила я, читая погребальную стелу, выставленную за стеклом у стены.
– В смысле? – удивленно вскинулся Романов.
– А ты не видишь? Тут же написано, – я ткнула пальцем в буквы, выбитые в камне, – «Не скупись прохожий, назвать мое имя. Для тебя это лишь дуновение ветра, а для меня жизнь вечная!» Для этого памятники и существуют. Они же так и называются «памятники»! Пока кто-то произносит имя правогласного в этом мире, его помнят, и он живет в вечности. Это его тень!
Романов посмотрел на меня не то удивленно, не то испуганно. Прошептал одними губами:
– Кто ты такая, Даша?! Откуда ты это знаешь?
Н-да… Хороший вопрос. Я попыталась изобразить улыбку. Так, чтобы с нежными ямочками на щеках. И ответила
– Понятия не имею. Забавно, да?
По физиономии Романова я поняла, что ему ни разу не забавно. Он вообще перепуган так, что едва держится, чтобы не пуститься наутек. Как будто видит перед собой не миловидную девицу, а демона ночи, пожирающего младенцев.
А потом мне стало и вовсе не до шуток. Я увидела их, моих славных предков. Мою бабушку и дедушку, чьи фигурки стояли в молельной нише моего дяди, Великого визиря царства Птахмеса. Дед Аменхотеп и бабушка Раннаи. В нашем дворце стояли похожие фигурки. Сколько поклонов заставили мне сделать им родители, сколько раз я падала перед ними на колени сама, чтобы послали они мне силы и мудрости. И вот теперь, здесь, в непонятном храме посреди чужого мира они смотрят на меня из глубины моего времени.
– Бабушка! Дедушка! – взмолилась я про себя, – Пожалуйста, помогите мне вернуться домой!
– Да будет так, дитя! – прозвучало в моей голове родным, теплым голосом. Она всегда так отвечала. Моя бабушка Раннаи. А еще она очень красиво пела. Я помню, хоть была совсем малюткой. Не часто, но она приезжала к нам, брала меня мягкими руками, сажала на уютные колени и пела своим магически-красивым голосом. Пела простые песенки о резвых рыбках в пруду или о пылком парне, желающим жениться на красавице-принцессе.
– Чтобы послушать твою бабушку люди приезжают в Уадж из самого Куша, – говорил мне отец.
– А для моей Фриш я сама приехала, – смеялась она и целовала меня в лысую макушку, – Она вырастит, и будет служить со мной в храме Ипет-Сут.Научу ее всему.
Она не успела. Жестокая болезнь, которая в мире Даши называется чума, утащила ее и деда за горизонт. Мне было тогда лет десять.
Сейчас я всхлипнула. И едва сдержалась, чтобы снова не разреветься.
– У меня такое ощущение, что я тебя на кладбище привез, – Романов обнял меня, и повел прочь.
Ничего, теперь я знаю, куда мне нужно приходить, чтобы встретиться с родственниками. Но в следующую минуту я уже забыла обо всех своих недавних переживаниях. Я увидела то, что станет моим спасением. Не зря я бабушку просила. Я нашла, что мне нужно.
– Нравится? – кажется Романов теперь не знал, как вести себя со мной. Он окончательно растерялся.
Мы стояли возле витрины из прозрачного, но очевидно очень прочного материала. А внутри него находилось то, что когда-то по праву принадлежало мне. Незначительная вещь, о которой я может быть и не вспомнила, если бы не увидела. Ну, в самом деле, много ли девиц придают значение футляру для подводки глаз. Я даже не помню, откуда он у меня появился. Скорее всего подарил кто-то из дружественных нашей семье аристократов. Но тут, в прозрачной витрине вещица смотрелась внушительно. Чуть ли не сокровищем. Изящная фигурка девушки, плывущей по реке с лилией в руках. Тогда, тысячи лет назад я бы не обратила на безделушку внимания, но теперь, она приковала меня к себе как самый дорогой экспонат. В общем-то так оно и было. Мне всегда казалось, что на мою жизнь могут повлиять науки, которыми меня пичкали в классной комнате нашего дворца и в храме бога Пта, или знания многих языков, или связи, на худой конец. Могла ли я предположить, что самой значимой вещью в моей судьбе окажется подводка для глаз! Но именно она поможет мне вернуться домой.