Невеста смерти

Вихрева Елена

— А солдат?

— Тоже есть. Но немного.

— На весла придется сажать всех без исключения. Подкормить, одеть. И в общую работу. У нас без вариантов.

Парень согласно кивнул:

— Ну если и ты гребешь…

— А что я? — вскинулась Гайя. — Юлий Цезарь сам рыл укрепления со своими солдатами.

— Ты же…, - парень замялся, глядя на каменистый песок под ногами. — Ты же девушка…

Гайя едва не закатила глаза, но нашла силы и улыбнулась молодому воину:

— Ладно, давай, сам ополоснись, я покараулю. Заодно пригляжусь к ним.

— Гайя, —

подошел Марс. — Мы часть того, что забрали, переправим в лодке на трирему. Заодно и кормчему скажем, чтобы подогнал посудину сюда.

— Хорошо, — согласилась она.

Гайя ловила на себе откровенно восхищенные и жадные взгляды мужчин и поняла, что все же лучше одеться.

— Марс, — окликнула она друга. — Там тряпки какой почище нет? Хотя лучше туники?

— Прости! Вот я дурень. Сам не предложил, — и он сорвал с себя, путаясь в застежках, панцирь, а затем и тунику, и протянул все это Гайе. — Одевайся.

Она осторожно взяла предложенное, окинув взглядом его мускулистое загорелое тело — нет ли все же на груди раны. Но великолепные мускулы и гладкая, обтягивающая их кожа были целы, и она вздохнула с облегчением — в очередной раз за сегодня. Конечно, туника Марса была насквозь мокрой от его пота и пахла натруженным мужским телом, но это было лучше, чем два полупрозрачных от ветхости и влаги лоскутка у нее на груди и бедрах. Она решила, что тунику можно и прополоскать тут же в воде, а уж досушить на себе.

Гайя не полезла в воду к мужчинам, а отошла чуть в сторону, где небольшая бухточка была полускрыта невысокими скалами. Она крикнула Кэму, что он остается за старшего, и удалилась хотя бы ненадолго, чтобы привести себя в порядок. Девушка зашла в теплую воду по пояс, сняв с себя и прополаскивая в воде сублигакулюм. Но вот хруст ракушек и гальки заставил ее обернуться — а она только развязала строфос, и была готова метнуть если не нож. То уж камень поувесистей точно.

— Кэм? — рука невольно опустилась. И камень выскользнул из ладони.

Даже обнаженный, он выглядел более одетым, чем все остальные, из-за своих укрывающих весь торс татуировок.

— Я принес тебе мыло, — он протянул ей небольшой сосуд, старясь не глядеть на обнаженную девушку, но невольно опаляя ее васильковым взглядом. — Там нашел.

— Неплохо они жили, эти гады.

— Куда как неплохо, — согласился Кэм, показывая ей сверток, который держал в другой руке. — Это одежда тебе.

— После поганцев? Не надену. Мне вот Марс дал тунику, я уже простирнула. На песке сохнет.

— Эта другая. Она, кстати, чистая. Они, видимо, недавно купца какого ограбили. Там ткани, украшения. И одежда. Женская. Никому из ребят все равно не пригодится.

Вопреки ожиданиям Гайи, Кэм, отдав ей принесенные вещи, не ушел, а наоборот, оставив сверток с одеждой на берегу, вошел в воду и встал рядом с ней:

— Повернись-ка. У тебя вся спина в саже, — в его голосе не было ни насмешки, ни удивления.

Гайя послушно развернулась к нему спиной, хотя и так стояла полубоком, инстинктивно прикрыв предплечьем

грудь, хотя при ее размерах груди это было бессмысленно. Кэмиллус налил густое мыло себе на ладони и отставил сосуд на выступающий из воды камень, на котором уже лежали выстиранные строфос и сублигакулюм Гайи.

— Не стильно налегаю? — поинтересовался Кэм, принимаясь намыливать ей спину.

— Нет, нормально, — ответила Гайя, не желая признаваться ему, что уже пожалела, что по привычке не сбросила кальцеи, потому что босыми ногами было бы проще вцепиться в мелкие камешки дна, чтобы не упасть. Но эти же камешки немилосердно изрезали бы ей ноги, и поэтому Гайя старалась, зная свою нежную кожу ног, не ходить босой, благо прочные и полуоткрытые кальцеи позволяли беспрепятственно бродиться в воде и плавать, а их прочная подкованная подошва надежно защищала ее ступни.

В душе девушки боролись противоположные чувства — она понимала, что сажу со спины сама не отмоет, и помощь Кэма была как нельзя кстати, тем более что он ничего лишнего себе не позволил. Но все же его прикосновения, мягкие, чувственные, заставляющие пробегать по коже целый рой мурашек, как будто те мелкие рыбки, что тыкались холодными жадными ротиками в ее обнаженные ноги, добрались и до спины.

Гайя уже хотела поблагодарить Кэма и отпустить его — все же оставалось много дел на маяке и с пленниками, как замерла от неожиданности. Кэм, смывая мыльную пену с ее спины и плеч горстями воды, вдруг прижался губами к основанию шеи, стал спускаться поцелуями между лопаток. У девушки перехватило дыхание от неожиданности, но сил оттолкнуть Кэма не было — и она сама не понимала, навалилась ли безумная усталость, не дающая поднять руки и даже шевельнуть языком, или же ее так заворожили прикосновения этого странного мужчины.

Повинуясь неожиданному порыву, она развернулась к нему лицом, легко проскользнув в его мыльных ладонях, совершенно забыв, что ее грудь полностью обнажена — сказалась многолетняя привычка.

— У тебя тоже сажа. Вот, на скуле, — она потянулась и зачерпнула на пальцы немного мыла. — И на плече.

Она провела руками по его лицу и плечу, смывая мазки сажи, для чего пришлось приподняться на самые пальцы — такой он был рослый.

— Теперь окунись, — предложила она Кэму и улыбнулась так обескураживающе, что Кэм, наблюдавший за ней сквозь полуопущенные от удовольствия ресницы.

Мужчина обхватил руками ее талию — все также мягко, но необыкновенно чувственно, и увлек на глубину вместе с собой. Они проплыли под водой и вынырнули одновременно — и столкнулись со взглядом Марса, стоящего на носу проплывающей невдалеке триремы. Он был достаточно далеко, чтобы крикнуть ей что-то так, чтобы это не стало всеобщим достоянием, но достаточно близко, чтобы она увидела или скорее, почувствовала боль в его глазах.

Внезапно охватившее их недавнее ощущение легкости и покоя исчезло. Она сразу вспомнила, что впереди у них у всех десятки неотложных дел, и заторопилась домыться, сдержанно поблагодарив Кэма.