Невеста

Вечная Ольга

Северянин усаживается на пол, и я делаю то же самое. Силы как-то резко покидают. Пора бы готовить детям завтрак, но они заняты, и я даю себе минуту. Одну минуту. Я закрываю глаза и пытаюсь представить, что это мы с Адамом в какой-то параллельной реальности. Нас разбудили голодные дети. И мы пришли сюда в поисках еды. И что у нас впереди этот день, и следующий, и еще… И я могу уткнуться ему в шею, вдохнуть его запах. Что я могу расслабиться, зная, что именно он мой муж.

— Вы думаете, он в аду? Почему не в Раю? — говорит Северянин.

—

Из Рая он бы вернулся за мной, я же сказала, — улыбаюсь, отдавая себе отчет, что вполне тяну на сумасшедшую. — А у вас есть дети?

Он качает головой.

— Почему?

— Не хочу.

— Уверены? — киваю на своих мальчишек. — Их отец тоже не хотел детей. Но это только потому, что он сам был несчастливым ребенком. И не понимал, как правильно. Я тоже не понимала. Раньше.

— И как же нужно?

— Просто любить их изо всех сил. Когда любишь, все становится очевидно.

— Ваш муж знает о вашем прошлом?

— Да. Он меня очень поддерживает. Отец близнецов был бы в бешенстве, если бы я связалась с бандитом. А Ростислав хороший человек.

— Где же он тогда? Я как вас ни увижу, вы сами со всем справляетесь.

— Он сова, не любит вставать рано. И это не его дети. Я не хочу, чтобы они его раздражали. Когда-то я очень раздражала свою мачеху. Это закончилось так себе. — А потом я резко меняю тему: — Вы мне напоминаете одного человека. Можно мне на вас посмотреть? Просто посмотреть немного.

Снова в дребезги.

— Кого?

Я поворачиваюсь к нему и смотрю в глаза.

— В последнее время я так сильно по нему скучаю, что он мне всюду мерещится. В разных людях. Как будто живой, здоровый.

Это уже слишком. Я опускаю глаза. Напрягаюсь. Мешкаю.

— И что бы вы сделали, если бы он оказался вдруг жив?

Меня мгновенно швыряет в пот, и хватаюсь за горловину своей футболки. Тяну в сторону. Какая же жара.

Невыносимо.

Давид касается пальцами моего подбородка. Неожиданно. Как-то особенно резко и навязчиво.

Я сильно вздрагиваю всем телом.

Каждую клетку пронзает током, в мозг, как кинжал врезается мысль: «Адам делал точно также». Никто в мире больше не считает эрогенной зоной подбородок, самая идея этого какая-то чушь.

При этом на целую секунду я откликаюсь каждой клеточкой.

Задерживаю дыхание, резко вскидываю глаза, чтобы увидеть голод в глазах Северянина.

Глава 13

Голод, выжигающий клеймо на душе. Жажда тепла, близости. Буквально требование.

Сейчас.

Давид смотрит в упор, и я отчетливо вижу тонкие окружности вокруг его карих, мать его, зрачков.

Гребаные линзы.

БОЖЕ МОЙ! Я была права!

Счастье взрывается в каждой клетке! Но Адам не шевелится. И я… как будто тускнею тоже.

Застываю статуей. Подо мной будто тонкая корка льда, одно неверное движение, и провалюсь в ледяную бездну. Захлебнусь насмерть в этом озере, которое в

нескольких шагах.

Растерявшись, я перевожу глаза на его губы.

Вновь вскидываю. Пытаюсь найти объяснение. Какое-то вменяемое оправдание, почему так.

Но он молчит, не помогая.

— Сними линзы, — напряженно, яростно, сквозь зубы. — Пожалуйста.

— Ответь мне, Радка, — говорит он с привычным, едва заметным южным акцентом, взявшимся из ниоткуда и ранящим в сердце. — Что бы ты сделала, будь он жив и здоров?

Пульс бьет.

Жив и здоров.

И счастлив. Без нас всех.

Пустота внутри вспыхивает и заполняется тягучим, черным чувством.

Сердце разрывается на части.

Черт. Черт. Черт.

Я окончательно сошла с ума. Самым натуральным образом. Дергаю подбородком, освобождаясь, но Давид снова касается меня пальцами. Я смотрю в его прищуренные карие глаза, в расширенные зрачки и начинаю дрожать. От горя и осознания.

От такого страшного понимания, что словами не описать.

Рывок, я сжимаю его запястье, отстраняюсь и говорю:

— Тогда я бы его сама убила.

Довольная улыбка расползается по губам Северянина, и в этот момент я отчетливо вижу след от шрама именно на том месте. Идеальная работа, издалека ни за что не заметишь.

Слезы капают на руку.

— Как бы ты это сделала, девочка? — спрашивает он.

— Пристрелила бы собственными руками. — Я пялюсь на него. Передо мной принц красивый, а не чудище, но никогда еще мне не было так жутко. Разум сопротивляется. Я хотела убедить себя, что мои навязчивые мысли — плод больной фантазии. К иному повороту я была не готова. К тому, что окажусь права, не готова! Я хочу кинуться ему на шею, сжать так сильно, как только могу, но при этом не двигаюсь.

Потому что этот принц прекрасный совершенно чужой мне человек.

Чернота топит изнутри.

— Убила бы, и глазом не моргнула.

Северянин наклоняется ближе, я закрываю глаза и против воли вдыхаю его запах. Сама будто в ад скатываюсь, к нему на пепелище прошлой жизни.

Тот самый запах.

Его запах.

Его дыхание касается мочки уха и я слышу:

— Лучше найми киллера. Обязательно хорошего, потому что если этот человек, о котором ты говоришь, действительно жив — он может быть опасен. Одна ошибка и конец всем. А тебе есть, что терять.

Он касается своей щекой моей и прекрасно ощущает, как я дрожу. Это скрыть невозможно, пытаюсь, не получается.

А потом он мягко целует меня в чувствительную область рядом с ухом.

Проваливаюсь под лед. И больше не существую.

В этом состоянии обнимаю подползшего Ромку, прижимаю к себе. Инстинкты срабатывают, на них одних и действую.

Северянин отстраняется, треплет Рому по волосам.

— Славные парни, — говорит он. — Хочу их узнать получше.

— Мне… лучше уехать. Сегодня же. Домой. Спасибо, что поговорили со мной, Давид Сергеевич. Я думаю, мы найдем общий язык, и «Залив свободы» будет ваш.