Невеста
Шрифт:
— Приятно познакомиться, Роман, — произносит Давид. Касается его плеча, немного сжимает. — Говорят, ты крутой парень.
Рома смотрит на него неотрывно, грызет свою игрушку.
— А это Ярослав, — обнимаю я второго сыночка. — Он больше творческая личность. Просто обожает музыкальные инструменты… Ром, иди сюда. Сынок… Останови его, эй!
Я усаживаю Ярика и кидаюсь к Ромке, но Давид ближе, и первым успевает перехватить сына.
— Унитазы — его цель, прошу прощения за подробности, — закрываю дверь в ванную, и Роман тут же
— Думаю, мы сможем договориться.
— Но не очень хочется этого делать, — я забираю сына и поспешно несу к игрушкам. — Смотри, что у нас есть. Давай строить башню?
Ярик теперь тоже во все глаза пялится на гостя, который неспешно усаживается в кресло. Давид не нападает, не кричит на меня, не ставит ультиматумы. И я, наконец, выбираю стратегию.
— Дети, это дядя Давид, хозяин этого отеля, — говорю с мнимой приветливостью. Поднимаю глаза.
Он линзы не снял, хотя я просила утром. Конспирация высшего уровня.
— Расскажи о мальчиках подробнее, — произносит Давид.
— Что именно ты хочешь знать?
— Все. Когда узнала о беременности, как отреагировала, как перенесла этот период, как прошли роды и каким был первый год их жизни. Покажи фотографии, видео. Если у тебя есть записи, я хочу их прочитать.
Качаю головой. Он ничего не знает. Любое вмешательство в наши жизни могло привести к проблемам.
— Ты не дал мне времени, — перевожу тему. — Сказал, чтобы я избавилась от мужа, а сам не дал и пары дней это сделать! — отчаянно всплескиваю руками. — Ростислав пострадал, я напугана до смерти. Ты хочешь, чтобы я в таком состоянии тебе фоточки детские показывала? Ты совсем. Умом. Тронулся?!
— Тебе повторить? Это был несчастный случай.
— Да с чего я должна тебе верить?! Хоть в чем-то! — вскакиваю на ноги. — После того, что ты выкинул!
— Сядь и посмотри на меня.
— Да пошел ты!
Я резко поворачиваюсь и иду к ванной. Подхватываю Ромку, норовящего дернуть за ручку двери. Мальчик тут же взрывается недовольными рыданиями, и мне приходится пройти к буфету, достать баночку с фруктовым пюре и вручить ему.
— Не трогай Ростислава, пожалуйста. Я очень тебя прошу, он нормальный человек, у него есть дочь. То, что ты сделал, кошмарно. Я ошеломлена, — усаживаю сына в стульчик.
Ярик уже подходит и сам тянется полдничать. Усаживаю пельмешку номер два во второй стульчик. Подвязываю слюнявчики.
— Они маленькие. Славные мальчики, — продолжаю говорить. — Им нужна спокойная жизнь. Счастливое детство. Пожалуйста, ни у тебя, ни у меня не было любящих родителей. Мы выросли психами. Давай не допустим такого же с ними? Я прошу тебя. Я тебя умоляю.
Оборачиваюсь. Давид больше не сидит в кресле.
Стоит в проходе в кухню, прислонился плечом к косяку, наблюдает за моими действиями. Как баночки открываю. Раздаю детям пластиковые ложки. У нас ритуалы
— Примерно с месяц назад они начали мешать другу другу есть. Мы с Надей никак не могли понять, в чем дело. Тянулись друг к дружке, рыдали. Я сначала думала, скачок в развитии. Ну не поссорились же в одиннадцать месяцев! Рановато для дележки территории. Интрига держалась, пока мы не посадили их рядом. — Делаю театральную паузу. — Слюнявчики с машинками. Парни не сообразили, что у них такие же повязаны, и тянулись друг к дружке, чтобы отобрать. Ни обеда, ни ужина не получалось. Пришлось купить скучные, однотонные и вуаля!..
— Я по тебе соскучился, — говорит Давид.
И я замолкаю на полуслове. Эти жуткие слова врезаются в меня с размаху, как запрещенное оружие. Плечи каменеют. Столько ночей в холодной постели. Столько горя и одиночества. Чтобы услышать, что он соскучился по моей болтовне?!
Он это серьезно?
Оборачиваюсь. Давид все так же спокойно смотрит в глаза.
— Не смей. Никогда. Говорить такое. Ублюдок.
— Мне солгать?
— Ты для начала хотя бы попытался бы извиниться!
— С трудом представляю, как это сделать.
— Сделал бы вид, что сожалеешь, для разнообразия! Что понимаешь меня! Что тебе, мать твою, жаль!
— Это был несчастный случай.
— Да я не про Ростислава сейчас!
— Я тоже.
Он подходит и присаживается за стол. Мы оба смотрим, как едят дети. Больше размазывают пюре по лицу. Меня потряхивает.
— Эти дети идеальны, — произносит Давид те же самые слова, которые я постоянно всем повторяю. И на которые все усмехаются. Впервые, кто-то разделяет мою точку зрения. — Я не знал, что так вообще бывает.
— Ты их видел мало. Но… думаю, ты прав. Они самые красивые, и самые лучшие. Когда они родились… — я быстро вытираю вмиг ставшие влажными глаза. Обычно это никому не интересно. Вообще никому на свете, ни единому человеку. — Рома был совсем маленький. Ты даже не представляешь себе. Ярик весил два семьсот, а Рома — два двести… их на руки боялась брать. Там ножка была, — показываю пальцами три сантиметра. — Вот такая. А к выписке я с ними двумя уже гоняла по палате. Привыкла.
— Не может быть. Два пакета гречки.
— Два пакета гречки, — повторяю я. — Золотой. Когда они родились, от меня потребовалась вся выдержка. Я думала, ты умер. Твою мать, Адам. Я думала, тебя больше нет! — говорю сквозь зубы. — Я каждый день просыпалась с этой мыслью. Я каждый день просыпалась в этом ужасе.
Не могу набраться сил и посмотреть на него. Потому что если снова увижу равнодушие, если натолкнусь на пустые глаза, просто не выдержу.
— Я так хочу пожелать тебе пережить то же самое, чтобы почувствовал. Но у тебя, наверное, нет достаточно близких для этого людей. Разве что Венера, и ей я зла не желаю. Она вроде дорожит тобой.