Невеста

Вечная Ольга

— Я скучал, — говорит он почти спокойным голосом, почти ровным. Чуть отрывисто.

Киваю, новую ощущая волну эмоций.

— Я сильно ждала того ребенка, потому что любила тебя. И так жаль, Адам, что мы не справились. Так жаль. Другие семьи справляются, я читала на форумах, горе объединяет, а мы с тобой — нет.

— И мне жаль.

Мы утыкаемся лбами и молчим. Я на мгновение проверяю — его глаза тоже закрыты. Мы не смогли поговорить в то время, та борьба нас иссушила.

Как-то раз папа приезжал ко мне пьяный и без приглашения. Он

никогда так не делал прежде, поэтому я была обескуражена, и не понимала, к чему готовиться. Мальчикам тогда исполнилось месяцев по десять, я во всю готовилась к свадьбе с Ростиком.

Филат поиграл с внуками, и заявил, что помнит меня такой же малышкой. А потом горько расплакался. Это было так неожиданно, что я растерялась еще больше. Он, как обычно, был одет с иголочки, его новый прямой нос прекрасно подходит к пропорциям лица, а пересаженные волосы немного вились. Папа выглядел свежо, лучше меня, хотя это ведь у меня на носу была свадьба. Он как был мачо, так им и остался, поэтому его слезы особенно напугали меня.

Я разозлилась: что еще?!

Во что ты снова вляпался?

Алтай не поможет, а я просто слабая женщина!

Но папа не стал навешивать на меня новые проблемы. Он вдруг признался, что так сильно горевал по маме, что случайно связался с Лизаветой. А она случайно забеременела, и ему пришлось на ней жениться. Он не был с ней счастлив ни дня. Видеть ее не мог, слушать ее голос, спать с ней. Пропадал на играх, в казино, где угодно.

А еще, по итогу жизни, он вдруг понял, что сломал жизнь единственному важному человеку — родной дочери любимой женщины. Я была поражена его словами.

Филат раскаивался?

Не просил денег, не крыл последними словами Адама.

Спустя время я вспомнила — в тот день была годовщина их с мамой свадьбы. Филат, видимо, тоже вспомнил и приехал предостеречь, чтобы я была осторожна с Ростиком, не торопилась. Он понимает, когда боль такой силы, кажется, что единственный выход — клин. Вышибить. Уничтожить. Что мы с ним разные, но почему-то несем один крест. Он хотел защитить дочь от новых ошибок. О таком папе я не могла и мечтать!

На следующий день я сама позвонила ему и пригласила на обед. Он приехал и снова вел себя как обычно. Кичился новой внешностью, узнавал, может ли пожить в моем отеле бесплатно. Отвернулся от мальчиков. Просветление закончилось. Папа угробил свою жизнь, он был несчастен.

В ту неделю я сомневалась, выходить ли за Ростика. Но он не раздражал меня, как Лизавета, он был мне другом. Да и я посчитала, что живущей в станице матери-одиночке штамп в паспорте не помешает. Меня и так осуждали, хватит поводов для сплетен. Ростислав звал настырно — его преследовала бывшая, и женившись на женщине с двумя детьми, он с лихвой отомстил ей. Мы с мужем были клиньями друг для друга и возможно, однажды это к чему-то бы и привело.

Не скоро. Потому что утрата — это вихрь пыли до неба, и не существует силы, способной его обуздать насильно. Остается лишь ждать, пока уляжется. И как-то жить дальше.

Давид

отрывается от моего лба, снова целует мой палец, который я так и держу у губ.

— Каким был чудовищем, таким и остался, — говорит он. — Внешняя оболочка поменялась, а ты неизменно — в слезах. Гадство.

Это от радости.

— Ты чудовищем никогда не был. Так, заколдованным жестоким принцем, — усмехаюсь, подкалывая его. — Что делаем? Рискуем переложить детей в коляски или терпеливо ждем, пока выспятся?

Мы синхронно оборачиваемся, Ромка как раз открывает глаза, смотрит на нас по очереди и улыбается.

Давид широко улыбается в ответ, ему даже онемение не мешает умиляться сыну.

А я ощущаю себя принцессой в сказке. Старинной, немного жуткой сказке, но зато своей собственной.

Глава 34

Аромат свежего кофе наполнил номер.

Я аккуратно сервирую стол, раскладывая приборы и угощения. Официанта отпустила сразу, мне хотелось заняться завтраком самой. Молодому парнишке, разумеется, было безразлично, но кубанское воспитание не позволило пустить в дом чужого человека, когда вокруг такой бардак! Утро началось, как обычно, с каши, от которой дети демонстративно отказались, омлета и заляпанной гостиной.

— Давид, — окликаю я мягко. Это имя ему не принадлежит, но ему никакое не принадлежит, поэтому плевать. Главное, чтобы отозвался. — Давид, дети отлично сами держат бутылочки, можешь идти завтракать.

Он оборачивается с дурацкой улыбкой. С ней пришел к нам час назад, так и проводит время. Мне трепетно и самую малость больно видеть его таким радостным во время выполнения самых бытовых задач.

Сажусь на стул, обхватываю чашку кофе ладонями и, чуть погревшись, подношу к губам. Закусываю черный кофе свежей клубникой.

— Вот это жизнь! — восклицаю. — Блогерский завтрак. Если, конечно, — чуть прищуриваюсь, — взять ракурс так, чтобы не вошли дети и бардак. И вон та куча подгузников в пакете. Ее стереть фотошопом!

— Шампанское будешь? — хохотнув, Давид достает из холодильника бутылку, бокал из шкафа. — Оно бы вписалось в твой блогерский завтрак.

— Нет уж, спасибо. Вчера оно уже «вписалось» в меня, потом еще раз на обеде вписалось, и весь день прошел радостно.

— Да брось, оно быстро выветривается, — он откупоривает бутылку.

— Нет. Нет. Нет.

— Отпуск же, имеешь право.

Бросает очередной внимательный взгляд на лопающих детей. И как я справлялась с их воспитанием без его помощи? Хочется съехидничать, но на колкости нет сил. Сегодня третий день нашего путешествия, мы исследуем окрестности, осматриваем отели и уделяем время детям. В каждом месте нас принимают за счастливую пару — и это немного смущает, но, одновременно, греет душу.

— Они уже налопались, не переживай. Допьют молоко, и предложим им клубнику.