Невидимая птица

Червинская Лидия Давыдовна

Остановитесь – один только раз. И поверьте, мне ни Ваших слов, ни Вашей руки не надо. Неужели Вы не остановитесь, для меня, никогда? В марте рано светает. Кем-то тушится газ, Просыпаются деревья единственного в мире сада, Светлеет в Сене вода. Мне не о чем Вас спросить. Мне нечего Вам сказать о себе — и не надо. Неужели март пройдет, как в прежние года? Но если все-таки Вы остановитесь здесь – один только раз – Я

запомню дерево, что цветет у самой ограды, И день, и час, навсегда.

«Не верится – мы утомленные, бледные…»

Не верится – мы утомленные, бледные, Живущие так без восторга… А помнишь ли в детстве тяжелые, медные И редкие листья каштана… А помнишь ли в детстве глаза удивленные И слезы совсем без причины… Не верится – мы навсегда примиренные, Так мудро, так тихо, так рано…

«Кому нужны твои сомненья…»

Кому нужны твои сомненья, Твоя Мария, твой рассвет? – О, совершенно никому… Ты не герой, конечно, и не гений. Ты любишь, ты поэт. Тоскуешь. По чему? О, эта боль плебейских вдохновений, И слезы тихие взволнованных мещан. – И эти лица так бледны… Туман. Огни. Сиреневые тени. Ее рука. Туман. Кому они нужны?

«Неузнаваемо небо молочно-зеленое…»

Неузнаваемо небо молочно-зеленое, Вечером город чужой и прозрачный такой… Что это значит? – Пусть плачут в разлуке влюбленные… Это зовется молитвой, восторгом, тоской. Что это значит? – Страстное и неумелое, То, от чего в этой жизни не будет удач… Дерево в чьем-то саду, неожиданно-белое, Чей-то холодный и радостный голос: не плачь.

«Если Вы не всегда без печали…»

Если Вы не всегда без печали За ущербной следили луной, Если Вы не всегда молчали, Если Вы не устали – не очень устали, Побудьте немного со мной. Равнодушней, внимательней, строже… (И зачем, и о чем – до утра?) Улыбнулся – не нам ли? – прохожий. Мы, должно быть, на очень счастливых похожи… До свиданья. Мне тоже пора.

«Где-то заиграла шарманка…»

Где-то заиграла шарманка (Кажется, здесь шарманок нет), Вывернуть бы душу наизнанку. Пусть ее, скупую, видит свет… Рассмеяться, закричать, сломать, Оскорбить – но только не молчать. От

чего? От гордости несчастной. Для чего? Для скучной чистоты. И напрасно, навсегда напрасно, Музыка из темноты.

«Значит мало такого молчанья…»

Значит мало такого молчанья, Значит мало мечты о страданье, Значит мало люблю и горжусь… Только ночи июльской дыханье, Равнодушие только и грусть. Это все. Только темные липы в цвету, Только этот доверчивый взгляд в пустоту. Только то, что во мне не оставит следа Оттого, что забыть не смогу никогда.

«От пустоты, парижской пустоты…»

От пустоты, парижской пустоты… При чем тут осень, примиренье, слава? И если даже все на свете правы, А виновато, сердце, только ты. То помни, помни чудное признанье Нетемного, неровного дождя… При чем тут молодость, прозрачность, узнаванье? (Все делается тихо и шутя.) То помни, помни чудное… Рассвет. Ты право, сердце, — грусти тоже нет.

«Убитые стыдом. Смущенные несчастьем…»

Убитые стыдом. Смущенные несчастьем… А осень в листьях, в небе, в голосах. И каждый о другом, с злорадством и участьем, И каждый о себе… В стареющих сердцах Злопамятность и память о добре, И благодарность солнцу в сентябре.

«Неправда, что осенью грустно…»

Неправда, что осенью грустно, Совсем не грустней, чем весной. Такой же холодный и солнечный день, И та же борьба с тишиной, И запах дождя, и (откуда?) сирень… Неважно, что завтра случится со мной, Неважно, что завтра случится со всеми… Бывает беспечно-ненастное время, Когда не жалеешь, что листья опали, Что рано зажглись фонари. … И в сумерках осени меньше печали, Чем в свете весенней зари.

«Учись и все-таки не верь…»

Учись и все-таки не верь. Узнай и все-таки забудь. Закрытую надолго дверь, Спокойную – не долго – грудь. Все беспощадное, родное, Что так печально любишь ты. Как теплые зимой цветы, Как это узкое, ночное, Вдруг посиневшее окно… Вернись… и все-таки пойми Все, что усталыми людьми Осмеяно и прощено.