Невидимая птица

Червинская Лидия Давыдовна

«Все помню – без воспоминаний…»

Все помню – без воспоминаний, И в этом счастье пустоты, Март осторожный, грустный, ранний, Меня поддерживаешь ты. Я не люблю. Но отчего же Так бьется сердце, не любя? Читаю тихо, про себя: «Онегин, я тогда моложе, Я лучше, кажется….» Едва ли, Едва ли лучше, до – печали, До – гордости, до – униженья, До – нелюбви к своим слезам… До – пониманья, до – прощенья, До – верности, Онегин, Вам.

«Я

мечтаю часами, как дети…»

Я мечтаю часами, как дети Сиротливые в доме богатом, Быть танцовщицей в кордебалете, Быть рабом, коммунистом, солдатом, Бурым гномом из северной сказки, Незаметным в счастливой развязке, Молчаливой гаремной женой, Не имеющей «имени-отчества»… …Возвращаются с новой весной Молодые мечты одиночества.

«Ни одного настоящего слова…»

Ни одного настоящего слова – Значит, нельзя, и не надо такого. Все говорится цинично и нежно. Очень трагично. Очень небрежно. Не лицемерие, не безразличие, Кажется, только простое приличие. Да и при чем здесь рассветная грусть? Ни одного настоящего… пусть – Тоже взаимность. Не в счастье, а в горе. Та, о которой молчат в разговоре.

«Не стоит уезжать и возвращаться…»

Не стоит уезжать и возвращаться, Не стоит на вокзале целоваться И плакать у вагонного окна. Не стоит… Надоело притворяться: Бессильны деньги, и любовь скучна, Хотя и грустно в этом признаваться. Как малодушно слушаться советов… Жизнь ошибается – судьба всегда права. И от всего кружится голова В тревожности и нежности рассветов.

«Возвращаюсь домой на рассвете…»

Возвращаюсь домой на рассвете, Опустел и потух Монпарнас. В этом городе, в этот же час, Умирают. Рождаются дети. Засыпают подруги и жены. И, грустя, вспоминает влюбленный О цыганах, о ней и о нас… Вот цветы у дверей ресторана – – Уронили, не вспомнив потом – Выбирали любовно, вдвоем, Обещали хранить постоянно. Очень странно. Особенно странно То, что в странности прочно живем.

«Одно осталось: удивленье…»

Георгию Адамовичу

Одно осталось: удивленье – Без унизительных желаний, Без утомительной мечты. Неубедительною тенью Встает рассвет, бесцельно-ранний, Не побеждая темноты. А карту бьет упорно карта… Уйти домой – но как заснуть? Куда уходят ночи марта, Которых сердцем жаль чуть-чуть… (Безропотно и безлюбовно). Свобода… как это условно. Один – и очень узкий – путь.

Двенадцать месяцев (Париж, Рифма, 1956)

«Нет, не тебе, конечно, не тебе…»

Нет, не тебе, конечно, не тебе я посвящаю слова о чувствах, слезы о себе, и

мысли понемногу обо всем… Но если, друг, когда-нибудь потом ты, перелистывая медленно страницы, задержишься на них опять (где буду я? Кто это может знать – возможно, что на улицах столицы другого мира…) ты поймешь тогда, что мне давалось все не вдохновеньем мнимым, а твердым, как закон, чередованьем невыносимой боли и труда. Поймешь и то, что значит быть любимым, и то, что с каждым новым расставаньем правдивей, суше слово: навсегда… Тому, кто целый мир любил в одном лице и в целом мире только одного, кто верил в справедливость, но кого не покидали мысли о конце – далеким в жизни, близким по судьбе я посвящаю… но не тебе, конечно, не тебе.

ЯНВАРЬ

«Когда-то были: мы — и бедняки…»

А.С.Б.

Когда-то были: мы — и бедняки (о них писали скучные поэты). Мы — и больные. Мы — и старики, любившие давать советы. Когда-то были воля – и тюрьма: мы, жившие по праву на свободе – преступники, сидевшие в тюрьме… Когда-то были лето – и зима… Смешалось все давным-давно в природе, сместилось в жизни, спуталось в уме. Не разобрать, кто молод, кто богат, кто перед кем, и кто в чем виноват, и вообще, что значит преступленье? Когда-то были родина, семья, враги (или союзники), друзья… Теперь остались только ты и я – но у тебя и в этом есть сомненье.

«День в сумерки, как оттиск бледный…»

День в сумерки, как оттиск бледный с любого дня любой зимы в стране, где вместе жили мы. На горизонте отблеск медный сухого солнца января, а ближе, над домами, тень. Мерцает поздняя заря… Мир невесомый, чистый, бедный вновь воскресил, сгорая, день… Смягчило время контур строгий, потухли краски с той поры… Но нет стыда, и нет тревоги, как в прошлом не было игры. Мы не заметили начала, не будем подводить итог… Развязку жизнь нам подсказала, но кто ее предвидеть мог?

«С Новым Годом – и прощай до срока…»

С Новым Годом – и прощай до срока. Что с того, что нам не по пути… Каждая удача одинока, как моя любовь к тебе. Прости. От стола на золотом паркете словно тень огромного кольца. Каждый раз, когда на этом свете бьются в общей радости сердца, ты еще дороже мне. И ближе даже то, что разделило нас. Странно сознавать, что ты в Париже, той же ночью, в тот же час слышишь тот же голос из эфира: С Новым Годом… Тонкий бой часов… И далеким благовестом мира – звон цимбальный, еле уловимый, страсбургских колоколов. С новым счастьем, друг любимый.