Невидимая сторона. Стихи
Шрифт:
тот, что можно добыть без усилий,
лишь бы падалью пахло земной.
Мчался «газик».
Сужалась долина,
превращалась в ущелье она,
где единственный дом возле тына
обозначился светом окна.
А потом показалась терраска,
а за ней в темноте —
и костер.
кто-то к «газику» руку простер.
Из ночного и теплого мира
пред машиной возник человек.
Протянул он
из печи тандыра
с пылу — с жару горячий чурек.
Незнакомым проезжим в дорогу
хлеб вручив, он исчез без следа.
И помчали мы вверх, словно к богу.
Скрылись грифы.
Сияла звезда.
АБУСАИД ТУРСУНОВ
Безвестный ветеран
в безвестном кишлаке,
работал он кассиром в бане.
А мимо проезжали налегке
то на подводе, то на ишаке
со всех окрестностей дехкане.
И в путь обратный
с хрупким грузом
вновь
они тянулись и тянулись мимо.
И супил ветеран седую бровь,
осознавая тайную любовь,
что, кажется, прошла необратимо.
Он ревновал людей
к посуде той,
что за оконцем кассы проплывала, —
продукции гончарной мастерской,
где наскоро лепили день-деньской
из глины все изделия для «вала».
Пусть для шурпы, для плова, для цветов
годились те горшки, те блюда, вазы,
но разве только,
чтоб отведать плов
вы вносите изделие в свой кров?
Оно должно дарить
и радость глазу!
Однажды он восстал,
и в мастерской,
явился
величавый, словно ода,
и перебил все вещи до одной,
и даже печку развалил ногой.
А после взял коня,
запряг в подводу.
как возле Фанских гор
искал он глину.
А после печь,
что песню, он сложил,
глазурь и краски
в муках сочинил,
Аллаху помолился для зачина.
Глядели, рот разинув, гончары,
как из-под рук его
рождалось чудо:
сперва
свистульки детям для игры,
а уж потом возникла, как миры
разнообразная посуда.
Горшки цветочные
и вазы для цветов
являлись из небытия на диво.
А мастер, недоступен и суров,
вертел гончарный круг без лишних слов
и только щурился счастливо.
Откуда этот дар,
он сам не знал.
Со всех краев
съезжались люди,
и каждый по дешевке покупал
то, чем музей пока пренебрегал,
о чем теперь мы пишем, как о чуде.
ПЕЙЗАЖ
В желтый узор
перелиться готовое,
таджикское красное,
таджикское лиловое…
Вдоль полей зеленых горы
словно сюзане висят,
четко вышит на которых
миндаля цветущий сад.
В небо взгляду-альпинисту
солнце не дает взойти
желтый жар его неистов
вниз уводит, на пути,
что ныряют под уклонцем
средь тюльпанов и гранат,
и опять уводит к солнцу
вертикальный этот сад.
По стене тюльпанов алых
тихо движется тюльпан,
то на ослике усталом,
на себе неся тюрбан,
всадник в стеганом халате
вниз спускается, в кишлак.
Вдоль арыков — неохватен
красно полыхает мак.
Ребятня у стен прогретых
желтым светом высоты