Невидимки
Шрифт:
— Я знаю.
Она улыбается. Может, у меня получится забыть про позавчерашний вечер. Сделать вид, будто ничего не было. А что еще мне делать? Что я могу сделать?
— Прости, мам. Я не хотел заставлять тебя волноваться. Ну, разве что иногда.
— И ты меня прости, малыш. Все, забыли, да?
Я слабо улыбаюсь. Я хотел бы забыть все, что случилось, я очень хотел бы забыть, но есть вещи, которые забыть невозможно, как ни старайся.
38
Рэй
Родители
Когда я нашел Джорджию в Торквее, в огромном заброшенном доме, заселенном разного рода бродягами, я был на седьмом небе. Я победил, твердил я себе. Я утер нос полиции, силам глупости и хаоса и неразумной девчонке, решившей сбежать с дружком-наркоманом. Не то чтобы я не спрашивал ее, отчего она сбежала, нет. Просто спрашивать нужно было правильно. Тогда я не понимал, что она меня боится — что всю жизнь ее держали в страхе. А мои подозрения оказались ложными. Первым делом я подумал про сексуальное насилие. Мистер Миллингтон был ее отчимом, а такие истории постоянно на слуху. Я спросил об этом Джорджию, она лишь презрительно рассмеялась.
Когда семь месяцев спустя ее обнаружили забитой молотком насмерть, мистера Миллингтона арестовали. Он не пытался ничего отрицать, но в конце концов благодаря неувязкам в его показаниях правда выплыла наружу. Джорджию убила его жена, помешанная на чистоте домохозяйка. Мать девочки. Женщина, подверженная приступам ярости и одержимая собственническим инстинктом в отношении мужа. Она не хотела делить его ни с кем, даже с дочерью.
Почему я не предвидел такой исход? Как я мог его предотвратить?
После этого я перестал что-либо понимать. Начисто.
Наверное, именно тогда мой брак дал трещину. Это произошло уже после того, как я познакомился с Хеном; он научил меня пить. Я отдаю себе отчет в том, что выпивка была не самым логичным способом забыть ту немыслимую жестокость, с какой была убита Джорджия, но в определенной степени этот способ помогал. Джен утомляли мои бесконечные разговоры на эту тему, а напившись, я прекращал их. Но когда я не говорил об этом вслух, мысли крутились у меня в голове, точно акулы под водой, пожирая меня изнутри.
Подъехав на следующее утро к шоссе, я без раздумий сворачиваю направо, а не налево. Пусть вчера вечером я и дал слово Лулу съездить к ее родным и сообщить им о находке, но еще раньше я дал слово Розе. Я хочу, чтобы Роза знала: даже
Я подъезжаю к воротам и поначалу не могу даже сообразить, что вижу, настолько все переменилось. Потом до меня доходит: за эту ночь река заявила свои права на Черную пустошь.
Наводнение преобразило ее в лучшую сторону. Перекопанная вдоль и поперек земля скрыта под бурой водной гладью. Из нее торчат деревья, арматурные стержни, вехи, расставленные полицией, чтобы обозначить место изысканий. Больше о том, что здесь еще вчера была строительная площадка, не напоминает ничего, если не считать экскаватор, который не успели перегнать на более высокое место. Он сиротливо и беспомощно торчит из воды, желтея раззявленным зубастым ковшом. Зеленая палатка тоже стоит на своем месте, набрякшая и обвисшая, похожая на улетевшую в лужу шляпу.
Я выхожу из машины, натягиваю резиновые сапоги и направляюсь к молоденькому дежурному. Снова зарядил дождь, в этой мороси нет просвета, и парень дрожит от холода. Уже конец июля, а на дежурном непромокаемая плащ-палатка, точно позаимствованная из какого-нибудь детективного сериала о временах королевы Виктории. Его зовут Дерек. Он не курит, но все равно рад переброситься словечком хоть с кем-нибудь, пусть даже с частным детективом. Я рассказываю ему пару баек и прозрачно намекаю, что могу кое-что знать.
Он смеется:
— Да я готов выложить тебе все, приятель, как на духу, просто я не знаю ровным счетом ничего!
Раскатистые «р» в его речи выдают в нем уроженца Болотного края.
Я протягиваю ему фотографии Розы и рассказываю о ней, и он, перестав смеяться, произносит:
— Говорят, это мог быть ребенок или молодая женщина, судя по размерам костей руки. Но не забывай, это еще не точно. Теперь нужно ждать, когда вода сойдет и можно будет найти все остальное. Только я тебе этого не говорил. Доказательств-то никаких нет. Кости могли пролежать здесь как пять лет, так и двадцать пять. Эксперты пока ничего не могут сказать.
Неудивительно, что по разрозненным фрагментам костей руки, ребра и нескольким позвонкам установить причину смерти не удалось. Там одни обломки. Ковш экскаватора угодил прямо в захоронение.
— Как думаешь, когда вода может пойти на убыль?
Он пожимает плечами и фыркает, демонстрируя свое отношение к тем, кто игнорирует разливы, которые случаются здесь регулярно.
— Да здесь дурдом. Надо же было сообразить тут строиться. Сами напросились.
— Как, Дерек, неужели ты не согласился бы здесь жить? В одном из этих замечательных новых домов?