Невидимки
Шрифт:
— Мистер Лавелл! — практически кричу я от удивления.
Я так рад, как будто увидел старого друга. Он лежит в постели, но поворачивает голову и смотрит на меня. Вид у него какой-то странный: отсутствующий и равнодушный. Такое впечатление, будто он меня не помнит.
— Это я, Джей-Джей!
— Привет, Джей-Джей, — говорит Эмма. — Вы знакомы?
Я киваю и внезапно понимаю, что не могу сказать, насколько хорошо мы знакомы.
— Я сейчас, — обращается Эмма к нему. — Скажу только пару слов Джей-Джею.
В коридоре она кладет руку мне на плечо:
— Джей-Джей,
— Вот это да! Что с ним случилось?
Она заминается, и на миг мне кажется, что она мне не скажет.
— У него тяжелое пищевое отравление.
Я пытаюсь разглядеть мистера Лавелла, лежащего в постели. Эмма улыбается, но загораживает собой дверь.
— Ничего себе! Но он поправляется?
— О да, мы надеемся, что он полностью выздоровеет. Но в настоящий момент состояние у него все еще довольно тяжелое, так что… думаю, будет лучше, если ты навестишь его завтра. Договорились?
— Но с ним все будет в порядке?
— Все будет хорошо. Просто нужно время, чтобы это все вышло из организма.
— A-а, ясно.
Вообще-то, мне ничего не ясно, но иногда приходится делать вид, будто ты все понимаешь, чтобы людям было проще. А иногда (намного чаще, по моему опыту) приходится делать вид, будто ты не понимаешь, что кто-то сказал или что происходит, иначе возникает неловкая ситуация.
— И чем нужно отравиться, чтобы случилось такое? — спрашиваю я.
Я слышал, что можно отравиться кебабом в непроверенном месте. От этого бывает рвота и понос. Но я никогда не слышал, чтобы кто-то съел что-то такое, от чего делаешься не в себе. Кстати, что это вообще значит? Почему он меня не узнает?
— Такое случается очень редко. Не волнуйся. Это не заразно.
Я шаркаю по коридору прочь и чувствую, что мне как-то не по себе. И заражение крови тут ни при чем. Скорее это ощущение можно назвать «мороз продрал по коже».
Несколько часов спустя появляется мама, а с ней дед Тене. Про нашу ссору никто не вспоминает. Интересно, мама вообще кому-нибудь про нее рассказала? Скорее всего, нет. Но кое-что мне все-таки узнать удается, и это хорошая новость: Иво на время перебрался в Лондон, чтобы быть поближе к Кристо, и никто не знает, когда он вернется, так что я пока могу спать спокойно.
— Ни за что не догадаешься, кого я здесь видел, — говорю я деду Тене. — Помнишь того частного детектива, мистера Лавелла? Он тоже здесь лежит!
Дед Тене на меня не смотрит. Я решаю, что он не расслышал мои слова.
— Ну, мистер Лавелл, помнишь? Он здесь!
— О господи, — говорит мама, — а он-то что здесь делает?
— У него какая-то странная форма пищевого отравления. Вообще-то, он в плохом состоянии. Мне сказали, он немного не в себе. Это чем же нужно было отравиться?
Дед Тене разглядывает свои руки и вздыхает:
— Не знаю, малыш. Правда не знаю.
— Они сказали, завтра я смогу с ним поговорить.
— Вот бедняга, — говорит мама.
— Ага, — кивает Тене. — Что-то все вокруг только
— Я принесла тебе винограда, милый. И печенья. Смотри, твое любимое.
— Спасибо, мама.
Я протягиваю им пакет с виноградом.
— Нет, — протестует она, — это тебе. Мы ведь не хотим, чтобы ты отощал.
Виноград — особое лакомство. Она, должно быть, купила его внизу, в магазинчике при больнице, где все продают втридорога. На моей памяти виноград мы не покупали ни разу, я ел его всего пару раз в школе. А когда я был у Кэти в гостях, его там была целая огромная гроздь, покрытая сизоватым налетом, не влезающая в стеклянную тарелку на барной стойке… или он стоял на чайном столике? Он выглядел так восхитительно, что я не осмелился к нему притронуться. Подумал, вдруг он вообще ненастоящий?
— Он ведь, кажется, опять заезжал на днях? — говорит мама. — Я как раз навещала Джей-Джея. Что ему было нужно?
— Не знаю, — отвечает дед Тене. — Наверное, что-нибудь насчет Кристо. Да он и пробыл-то совсем недолго.
— Они, должно быть, подружились с Иво! Здорово, правда? — восклицает мама и подмигивает мне.
Дед Тене откашливается.
— Ты хочешь сказать, мистер Лавелл еще раз приезжал к нам на стоянку? — спрашиваю я.
Пристально посмотрев на меня, дед Тене снова отводит взгляд и кивает:
— Ну да. Это же его работа.
Вид у него, впрочем, встревоженный. Меня снова охватывает то же самое ощущение, которое я испытал у дверей в палату мистера Лавелла, те же самые колючие мурашки, ползущие вдоль хребта.
— Малыш? — беспокоится мама. — У тебя все в порядке? Что-то ты неважно выглядишь.
Дело в том, что човиано еще называют другим словом.
Она склоняется надо мной и откидывает челку с моего лба.
— Давно мы тебя не стригли, оброс ты, прямо как хиппи… Устал? Не хочешь поспать?
— Ну… хочу.
Мама целует меня в лоб и что-то приговаривает нежным голосом. Я боюсь расплакаться, поэтому закрываю глаза. Как бы мне хотелось просто наслаждаться этим! Как бы хотелось снова стать ее малышом. Ребенком, слишком маленьким, чтобы понимать что-то и о чем-то тревожиться. Но я не ребенок и никогда больше им не буду. Я уже слишком много знаю и уверен, что дальше будет только хуже.
Другое слово, которым называют човиано, — «драбенгро», что значит «сведущий в ядах».
40
Рэй
Я поехал за пивом и в поисках паба, где продают спиртное навынос, вынужден был объехать чуть ли не всю округу, так что вернулся обратно только через полчаса с лишним. Иво стряпал что-то, не выпуская из руки сигареты. Надо полагать, после того как Роза ушла, ему волей-неволей пришлось выучиться самому заботиться о себе. И все равно мне странно это видеть: цыганский мужчина на кухне — зрелище диковинное. На столе лежат пакеты с чипсами, Иво делает мне знак, чтобы я угощался.