Невидимки

Пенни Стеф

Я укладываюсь в свое гнездышко, и меня начинает колотить. Не ел я уже почти сутки. Мне кажется, что меня вот-вот вырвет, но вместо этого я вдруг начинаю плакать. Почему именно сейчас? Не знаю. Слезы капают в солому. Наверное, я очень плохой человек. Со вчерашнего дня я успел натворить столько ужасного — забрался в чужой трейлер, взломал чьи-то машины, стащил оттуда вещи, наговорил неправды. Все это так. Но разве другие люди не хуже?

Мне хочется увидеть маму и в то же самое время мне невыносимо даже думать о ней. Надеюсь, она пожалела о том, что вышвырнула меня

на улицу и наговорила всякого. Я раскаиваюсь в том, что сказал ей, хотя мне и кажется, что все это правда. К тому же Иво уже должен был вернуться. Они догадаются, что это я влез к нему в трейлер. Может, поймут даже, что я устроил там обыск и видел то, что Иво хранит у себя в буфете. Ну и что? Мне плевать. Я все равно никогда больше его не увижу. Нужно только послать весточку маме, чтобы она знала, что со мной все в порядке. По большому счету.

Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления, говорю я себе. На данный момент нужно перестать плакать, пока не пришли Кэти со Стеллой и не застукали меня.

34

Рэй

Стройплощадка на Черной пустоши превратилась в место преступления. Я еще на подъезде замечаю трепещущую желтую ленточку, натянутую поперек ворот. Это первое, что бросается в глаза с дороги, второе — пелена мутной бурой воды, расползающаяся по площадке от ручья под зарослями ольхи.

На южном конце стройплощадки стоит маленькая зеленая палатка. Туда вода не добралась. Пока.

Выглядит ситуация не слишком обнадеживающе. Придется убеждать того, кто здесь за главного, что у нас есть что-то, что нужно им. У меня с собой копии фотографий Розы; это единственный козырь, которым я располагаю.

Вокруг палатки, точно муравьи, копошатся фигурки полицейских, одетых в дешевые дождевики. Я принимаюсь пробираться к ним. Грязь норовит с чавканьем засосать мои ботинки.

Я отыскиваю главного, человека с набрякшими веками и коричневыми кругами под глазами, землистой кожей курильщика и слишком отросшими волосами, которые — очевидно, по его мнению, — делают его похожим на стареющего турецкого киноактера. Зовут его инспектор Консидайн.

— Рэй Лавелл, — показываю ему мою лицензию. — Когда это произошло?

Он бросает на меня взгляд, полный скучающего превосходства; это выражение недвусмысленно говорит, что он не обязан делиться со мной никакой информацией.

— А что вы, собственно, здесь делаете?

Я уже объяснялся с двумя его подчиненными, но это часть игры, так что я снова принимаюсь рассказывать.

— Меня наняли расследовать исчезновение человека. Девятнадцатилетней девушки, которая пропала в этих краях лет шесть тому назад.

Я протягиваю ему фотокопии двух снимков Розы — того, где она снята на скачках, и свадебного. Он бросает на них мимолетный взгляд, в котором не проскальзывает ни малейшего интереса.

— Не похоже даже, чтобы на них был один и тот же человек, — говорит он пренебрежительно.

— Они были сделаны с разницей в два года. Вот этот более свежий.

Я постукиваю

пальцем по свадебной фотографии. А вообще-то, в его словах есть доля истины, замечаю я вдруг. Каким-то образом процесс фотокопирования сделал более заметными перемены, произошедшие с обликом Розы за эти два года: беззаботная девушка с тяжелой челюстью и затаенной улыбкой — и невеста, нерешительная, робкая, как будто она уже начала исчезать.

— На обеих снимках одна и та же девушка. Роза Вуд. Роза Янко в замужестве.

— Янко? Что за странная фамилия?

— Цыганская. Восточноевропейского происхождения. Их семья уже не в первом поколении живет в Англии.

Он хмыкает. Без того пренебрежения, какое на его месте выказали бы многие другие. Напротив, теперь в его глазах проскакивает искорка интереса. Нет ли в нем самом цыганской крови? Впрочем, это вопрос не из тех, который задают полицейскому при первой встрече.

— Лет шесть назад, вы сказали? А точнее?

— Сведения противоречивые. В январе или феврале восьмидесятого. Она точно исчезла зимой.

— Что ж, ладно, и на том спасибо.

Он явно настроен продолжать разговор, спрашивает:

— Так что случилось?

Я вытаскиваю из кармана завалявшуюся пачку сигарет и предлагаю ему закурить. Он берет сигарету, я тоже вытягиваю одну, за компанию, и достаю зажигалку. Мы с ним стоим посреди грязного поля и курим под дождем, как два приятеля.

Он прикидывает, сильно ли ему достанется, если он расскажет мне.

— Экскаватор выкопал обломки костей. Кто-то заметил их и вызвал нас.

— А это тут впервые, на этой стройплощадке? Я слышал, в старину здесь было чумное захоронение. Тут этих костей должно быть видимо-невидимо.

— Ах, в этом смысле. Нет, это впервые. Думаю, чумное захоронение — всего лишь слух, который распространяют местные. Ну или оно находится ниже уровня котлованов.

— Значит, эти кости были не так глубоко?

Я пытаюсь говорить небрежно, но на самом деле внутри у меня все сжимается от возбуждения.

Консидайн улыбается мне как мужчина мужчине, как детектив детективу.

— Послушайте, я расскажу вам все, что знаю, и вы отвалите, ладно? Да там и рассказывать-то почти нечего.

— Конечно, — киваю я.

— Они лежали на глубине примерно четырех футов. Экскаватор задел их ковшом и раздробил в кашу. Собирать их обратно будет кошмаром, даже если мы найдем все осколки.

— Пол, возраст?

— В определенном возрасте пол уже неважен…

Я выжимаю смешок из вежливости.

— …Пока что ничего определенного сказать нельзя. Там обломки ребер, рук и позвонков. Нужно ждать экспертизы, а эти ребята все делают с такой скоростью, как будто работают за почасовую оплату. — Он сердито фыркает. — Я это все рассказываю вам только потому, что вы привезли снимки.

Он хлопает рукой по фотографиям, и на лицо Розы плюхается большущая дождевая капля. Я подавляю побуждение отобрать у него снимки.

— Я очень вам признателен.

— Не вздумайте болтать об этом кому попало, — говорит он. — Впрочем, я уверен, что вас предупреждать не нужно.