Невидимый враг
Шрифт:
Не хочу!
Чтобы уходил от меня туда, в дикую, непокорную, чужую мне стихию.
Не хочу терять эту тонкую ниточку между нами. Но не понимаю, что могу сделать, чтоб удержать уходящее тепло — а оно истаивает стремительно, как утренний туман под лучами жестокого знойного солнца.
По тому, как он произнёс имя моего учителя, понимаю, что оно ему прекрасно знакомо.
И произнёс он его с ненавистью.
Хотя понятия не имею, как и за что можно ненавидеть этого святого человека, который за всю свою жизнь только
— Да, я ученица Гордевида, — твёрдо добавляю я, глядя чужаку прямо в глаза. — И когда-нибудь, надеюсь очень-очень не скоро, стану верховным друидом после него. Именно поэтому я живу здесь одна. Поэтому не иду к другим людям, как ты предлагал. Потому что верховному друиду древний обычай велит быть одному. Без семьи, без… любви и сердечных… привязанностей.
Говорю машинально, повторяю привычную формулу. Сейчас это не звучит так торжественно и красиво, как обычно. Сейчас это звучит жалко.
— Ученица др-р-р-руида… я должен был догадаться! Вот же слепой идиот… р-р-р-рядом с тобой ни о чём думать не мог, два и два не сложил.
Он двигается ближе. Склоняется ко мне, ещё ниже, обжигая горячечным жаром своего тела, вперив пылающий взгляд.
У меня сердце уходит в пятки. Сжимаю под спиной шершавое дерево перекладины. Как будто могу в этом найти хоть какое-то успокоение.
Только теперь подумала о том, о чём следовало намного, намного раньше.
Что, если с недобрыми намерениями пришёл в Таарн этот чужак?
— Если ты — ученица Гордевида, то значит, твой бр-р-р-рат…
— Вождь вождей Таарна, — обречённо соглашаюсь я, потупившись.
— Ар-р-р-р-рн…. — выдыхает зверь низкими горловым рычанием, от которого у меня сводит зубы и вдоль позвоночника простреливает маленькой молнией.
Я же не называла имени брата за весь наш разговор.
Он его знает.
У меня холодеет все внутри, когда вижу, как чужак вскидывает голову и смотрит наверх яростным кошачьим взглядом так, будто хочет прямо сейчас догнать.
И взгляд этот не сулит ничего хорошего. В нём смертельная угроза.
Не знаю, что происходит со мной в этот момент. Как будто сбываются все самые страшные кошмары. Не могу, не хочу этого допустить! Если прольётся кровь — не важно, чья, я буду плакать по каждому.
Подрываюсь, обнимаю чужака за шею. Повисаю всем телом, всей своей тяжестью, дрожу, как будто сутки на морозе провела, и молю, молю его горячечным шёпотом:
— Не надо! Пожалуйста. Что бы ты не хотел сейчас сделать — остановись… Ради меня. Брат — всё, что у меня осталось! Моя единственная семья. Пожалуйста… Ну пожалуйста…
Смертельный ужас при мысли о том, что могу потерять ещё и Арна. Я уже потеряла отца и трёх старших братьев в той страшной войне с Империей
Меня колотит всё сильнее. Зуб на зуб не попадает. Что я могу противопоставить такой жестокой решимости? Я слабая. Я никто. Через меня так просто перешагнуть, сломать, использовать и отшвырнуть прочь.
Твёрдое тело под моими пальцами, как железо. Напряжённые мышцы, готовые к бою не на жизнь, а на смерть.
Эта мысль горчит, как полынь. Кто я такая ему, этому чужаку, чтоб ради меня пощадить жизнь человеку, который, кажется… его враг?
Всего лишь сестра врага.
Серебряный взгляд опускается на моё лицо. Не могу понять его выражения — всё застилает мутная влажная пелена.
Длинный выдох касается моей кожи. Рычание становится тише.
— Тогда отвлеки меня… Ив! Отвлеки пр-р-рямо сейчас. Потому что мне слишком трудно удержаться, чтоб не броситься за ним.
Отвлечь…
Какая благородная цель!
Вот только мои помыслы, когда смотрю на него так близко, вовсе не столь чисты и благородны.
«Ты сейчас — прекраснодушная дева-спасительница!» — с восторгом шепчет мне внутренний голос. «Значит, можно трогать без угрызений совести».
И я робко тянусь, кладу обе ладони ему на грудь.
Жмурюсь от удовольствия на секунду. Тугая, горячая кожа, стук могучего сердца — тепло от ладоней распространяется по всему телу сразу же, как лесной пожар.
Я больше совсем не держусь, но упасть с лестницы мне, конечно же, не дают.
Кот прижимается бёдрами, глухой рык становится тише, в нём появляются странные урчащие ноты, раскатистые, глубокие, волна за волной бьющие куда-то в самую глубь моего организма.
Вздыхаю коротко и прерывисто, поднимаю левую ладонь и несмело кладу ему на щёку.
Он закрывает глаза. Не двигается. Превращается в статую.
Закусив губу, начинаю эту статую исследовать.
Согнутым указательным — острые скулы. Подушечками пальцев — брови. Осторожным движением — до кончика носа. Крылья его трепещут. Дрогнувшие тёмные ресницы. Он всё ещё ужасно злой.
Жёсткое, чуть подрагивающее тело вжимает меня в многострадальную лестницу — напряжённое, как будто прямо сейчас сорвётся с места. Нет, так не пойдёт!
Надо отвлекать лучше.
Делаю глубокий вдох. Как с обрыва в реку.