Невидимый враг
Шрифт:
И лучше бы мне сейчас задуматься о последствиях, если потеряю голову.
— Так… когда ты, говоришь, решил собираться?
— М-м-м? — содержательно уточняет котик, который слишком занят тем, чтобы тщательно убирать волосы с моей шеи.
Откидываю голову, оставляю коту побольше свободного места, справляться с моими волосами. Надо же помогать ближнему, меня с детства учили. Опираюсь ладонями о край печи за своей спиной. Замечательно — теперь буду не только в саже, а ещё и в побелке… впрочем, эти стены меня какой только
— Домой. Когда… обратно? Ты хотел подумать.
— Выпроваживаешь, тр-русиха? — урчит кот.
Дразнящий укус куда-то в ключицу.
Зубами дёргает вниз вырез моего скромного платья, чтоб пошире.
— Ты… хотел…
— Да-а-а-а?.. чего я хотел, м-м?
— З-завтра или послезавтра…
Кот проводит языком у меня меж ключиц — сверху вниз, и я окончательно теряю нить рассуждений.
— Ах!..
— Вот же настыр-р-рная… Опять пытаешься допрашивать?
— Еще бы кто-нибудь кололся, — бормочу себе под нос, изо всех сил борясь с жизненно важной мне сейчас потребностью запустить обе руки ему в волосы.
Он поднимает голову и смотрит смеющимися, дерзкими серебряными глазами мне прямо в лицо.
— А ты методы применяешь неправильные! Прояви творческий подход! У тебя замечательно выходит, когда постараешься.
Очень ярко и живо вспоминаю, какими именно методами пыталась отвлекать его там, внизу, в полумраке. Закусываю губу и теряюсь в серебряном взгляде. Он меня тянет, будто магнит. В нём нахальная улыбка и столько тайн, что я буквально схожу с ума от желания разгадать их все.
— Если хочешь знать — я действительно думал. И решил — два дня слишком мало. Чтобы восстановиться. Я в горах неделю голодал и чуть не сдох. К тому же… у тебя чертовски мягкая постель, Ив!
Так.
Кажется, печку топить надобности больше нету! Барсука жарить прям на мне можно.
Нащупываю рукой сковородку, стискиваю ручку, будто последнее оружие, и выставляю прямо перед своим лицом. Потому что настырный котяра уже снова лезет целоваться.
Выглядываю из-за чугунного щита одними глазами. Натыкаюсь на смеющийся серебряный взгляд.
— Плохой кот! Значит, все-таки решил хозяйку на коврик выжить?
На мои пальцы, сжимающие рукоятку сковороды, сверху аккуратно опускаются его — берут в стальной капкан.
Конечно же, если б он захотел, никакая сковорода бы не удержала.
Мой единственный щит — это его бережное отношение ко мне. От понимания этого простого факта внутри трепещет крохотный тёплый огонёк. И хочется мурлыкать.
— М-м-м-м… Ив. А давай мы лучше ночью решим — кто, как, на ком… то есть, прости, на чём будет спать? А сейчас ты отдашь мне уже вот это, чтобы я не отдал концы от голода?
Кот откровенно наслаждается моим смущением.
А я вспыхиваю и возвращаю ему сковородку.
Кое-как выпутываюсь из-под лап и бросаюсь топить печь. По дороге к поленице подтягивая
А потом начинается самый странный и самый уютный вечер в моей жизни.
Он готовит своё мясо, я помогаю со специями. Таскает мне воду из колодца, и это, оказывается, так здорово, когда не нужно надрываться самой. Толкает небрежно голым плечом, чтоб подвинулась, потому что возле печки не так много места, а мы пытаемся одновременно управиться и с его сковородкой, и с моей кастрюлей.
— Где у тебя перец, Ив? Только не говори, что где-нибудь между дохлыми сверчками и сушёными жучиными глазами.
— Все жучиные глаза на прошлой неделе ещё закончились! — обижаюсь я. — А перец у меня как у людей, в буфете! В верхнем шкафчике! Ты здоровенный, сам и доставай, чтоб мне на табуретку не…
— Есть идея получше.
Ко мне подкрадываются сзади, подхватывают за талию, и я взлетаю куда-то, по-моему, почти под потолок.
— Твою ж… Ив! Могла бы ты уже визжать как-то потише? На левое ухо я по твоей милости уже оглох. Но хотелось бы сохранить хотя бы правое!
Я вцепляюсь в его запястья и изо всех сил пытаюсь унять сердцебиение. Потому что кот мне чуть ли не в поясницу дышит, и держит как пушинку, и вообще я уже напрочь забыла, что хотела — есть только ощущение пьянящей беспомощности в его руках.
— М-мы чего доставать-то собирались? — шепчу севшим голосом, пока меня ме-е-е-едленно опускают вниз, умудряясь одновременно прижимать к себе и обнимать.
— Понятия не имею… — глухо вторит мне кот, а сам трётся лохматой головой куда-то в спину.
Когда мои ноги, наконец-то, касаются пола, мы теряем равновесие.
Я падаю вперёд, обеими ладонями на буфет, дребезжат стёклышки, звякает стоящий на полочках, зашторенный белой кружевной шторкой хрусталь.
Кот наваливается сзади, ловит ухо губами.
— Как же я голоден! Смертельно голоден, Ив…
Не знаю, до чего бы мы докатились — как минимум, до побитой посуды в буфете, если бы не начали подгорать одновременно его мясо и моя каша.
Пришлось спешно бежать и спасать остатки ужина.
За столом я постаралась усесться от кота подальше, благоразумно разделив нас хотя бы такой, короткой дистанцией в виде прямоугольной деревянной столешницы. Скатертей я терпеть не могла, любила чувствовать ладонями дерево.
Поставила перед собой здоровенную миску салата и приготовилась занимать неловкую паузу поеданием листочков и редисок. Вот только мой гость явно был не из тех, кто в принципе способен испытывать неловкость. Видимо, природа от рождения таким чувством обделила.
Шмякнув сковороду прямо на стол, на куцей деревянной подставочке, он принялся непосредственно оттуда, не утруждаясь тарелками, подцеплять нарочно отрощенными когтями куски мяса… Это левой рукой.