Невидимый враг

Снегова Анна

Нам сейчас не до этого.

Нам сейчас ни до чего.

Момент истины?

«Безликий… Не успел им стать. А теперь уже вряд ли захочу. Есть другие дела, поважнее».

Выдыхаю медленно. Только теперь замечаю, что всё это время не дышала.

— Тогда зачем тебе знать об Ашайе?

«Значит, ты знаешь её истинное имя. Секрет, которым владело лишь несколько человек на этом свете».

Не спрашивает. Утверждает. Будто обвиняет. Словно я тем самым подтвердила чуть ли не причастность к убийству.

Кажется, его сильные руки заточили

меня в клетку, упираясь в столешницу по обе стороны от моего тела. Дыхание касается шеи сзади. Я пытаюсь отстраниться, но в это самое мгновение куда бы я не двинулась, везде — он.

— Конечно, я знаю! — восклицаю, не выдерживая. — Эта ведьма едва не угробила моего брата! И его жену! И учителя моего! К счастью, они успели раньше. И мир стал чище и безопасней, когда это случилось.

«Мир потерял одного из величайших магов, носителя неисчерпаемых знаний, когда это случилось».

Мне кажется или… он скорбит по ней?

Не могу удержаться, чтобы не задать ещё один вопрос.

— Ты… её сын?

«Нет».

— Ученик?

«Слишком много вопросов на сегодня, малышка. Так ты поможешь? Для меня это на самом деле важно. Только истина. Всё, чего я прошу».

— А когда ты узнаешь истину… станет ли следующей целью месть?

Но кажется, он и правда решил, что на сегодня слишком много вопросов.

Всю тетрадь целиком охватывает магический зеленый огонь. От неё остаётся лишь пепел. Как и от цветов, забытых на столе.

Больше не будет ответов от него сегодня.

Значит, моя очередь давать ответы.

— Хорошо. Я… помогу. А после этого ты уйдёшь.

Тоже не спрашиваю. Утверждаю. Я знаю, что он не станет с этим спорить.

Один за другим гаснут волшебные светляки.

Мы стоим так как были в темноте. Неподвижные. Молча. Он почти обнимает — но это всё-таки не объятие. Как будто ждёт от меня ещё каких-то слов. Но я вся — камень. Все мои силы сейчас брошены на то, чтобы не разреветься перед ним.

В конце концов, он делает шаг назад, и я остаюсь одна.

Когда ощущение чужого присутствия на кухне исчезает, закрываю лицо руками.

Стою так до тех пор, пока последняя непролитая слеза не выжигает меня изнутри. Но я смогла их сдержать — и ни издала ни звука. Могу собой гордиться. Ночью в моей хижине так тихо, что каждый шорох стрелки часов слышится как удар.

В конце концов, замерзаю насмерть и как потерянная иду греться в свою комнату. Повторяя привычный за много лет ритуал, умываюсь, вычёсываю и переплетаю косу, переодеваюсь в ночную сорочку, забираюсь в постель, укрываюсь одеялом — и только потом вспоминаю, что вот уже много дней по ночам со мной делит постель мужчина. Правда, сейчас я не чувствую его присутствия в комнате, поэтому, наверное, позволила себе переодеться без тени сомнений и даже заняла середину постели. Как делала когда-то, до него. После его появления… я двигалась на одну половину, а место рядом всегда было занято.

Но не сегодня.

Луна скупо освещает комнату серебристым светом. Из приоткрытого

окна доносятся ночные шорохи, стрёкот сверчков. Чёрная решётка тени от оконной рамы прочертила белую постель.

Я лежу на спине ровно посередине постели, бессильно уронив руки на подушку по обеим сторонам от головы, и смотрю в пустоту перед собой бессонными, воспалёнными от непролитых слёз глазами. В голове ни одной нормальной мысли, сознание — как погружённый на дно тёмного озера камень. Укрыто толщей воды, неподвижно, скованно тяжестью. И сон ко мне тоже не идёт.

Наверное, кот ждал, пока я усну, чтобы вернуться. Потому что неслышимые простым слухом осторожные шаги я ощутила далеко за полночь.

Дверь в спальню тихо отворилась, так же бесшумно закрылась.

Ближе.

Ближе.

Остановился над постелью и смотрит на меня. О чём он думал там, в темноте, пока бродил безлюдными ночными тропами? О чём думает прямо сейчас?

Нет смысла притворяться, что сплю. Я повернула голову туда, где он стоял, но ничего не сказала и не сделала попытки передвинуться и освободить место. Тело по-прежнему не слушалось, мне не хотелось шевелить ни рукой, ни даже пальцем. Как будто из него враз ушла вся воля к жизни.

Длинный выдох — этот звук в ночной тишине был едва слышим, но я уловила его обострённым слухом.

А потом тихо скрипит кровать под тяжестью тела.

Я ощущаю его движения в пространстве. Он рядом. Сел на край постели. И всё так же смотрит давящим, тяжёлым, жадным взглядом голодного хищника. Когда дикие коты смотрят так на добычу, та обычно старается убраться с этого места, не чуя под собою ног. Но я не могу. Куда мне бежать? От себя не убежишь. Мне про себя всё предельно ясно.

Остался только один-единственный вопрос.

Я ведь уже упала в эту тёмную бездну, из которой после его ухода буду выбираться обратно к свету ещё очень и очень долго.

Насколько глубже позволю себе упасть?

Упаду ли так глубоко, чтобы вряд ли потом подняться?

Он знает, что я не сплю. Он видит, что от его присутствия ускоряется кровь по венам и приливает к щекам. И грудь под тонким одеялом вздымается выше.

В залитом лунным светом полумраке я замечаю, как его край начинает медленно ползти вниз с моего тела. Медленно, так медленно, оголяя изгиб за изгибом, прикрытые лишь тонкой полупрозрачной тканью сорочки. Я могла бы остановить, если бы хотела. Он даёт мне шанс остановить, делая это подчеркнуто неторопливо.

Одеяло летит на пол. Только угол остаётся небрежно лежать на краю постели.

Мне не нужно видеть Чужака, чтобы ощущать горячечный жар его тела, гибко перетекающего в пространстве, напряжённо нависающего надо мной. Я знаю, что ловит сейчас пытливо выражение моего лица, выражение моих глаз. Вряд ли ночной полумрак — препятствие для кошачьего зрения.

Что ты видишь сейчас на моём лице?

Понимаешь ли причину того, почему я безмолвно и безвольно лежу под тобой, не реагируя… но и не останавливая?