Невидимый враг

Снегова Анна

Моя боль… которая уже сейчас расцветает внутри отравленным цветком — почему ты её не ощущаешь своими фантастически обострёнными кошачьими чувствами? Или для подобных чувств у тебя нет врождённых способностей их ощущать?

На мгновение закрываю глаза, когда жаркие губы приникают к моей ключице. Впиваются в кожу, впитывают мой вкус. Мои безвольные ладони на подушке… так хочется опустить руки, нащупать в пустоте его голову, запустить пальцы в непослушную гриву волос, прижать ближе… но я справляюсь с искушением.

Отстранённо, словно со стороны наблюдаю за тем, как будто

сама собой начинает медленно задираться сорочка на моих ногах, собираться в складку на бедрах. Шершавое и горячее прикосновение ладони, которая оглаживает открывшееся пространство, сжимает нежную кожу, запускает дьявольский огонь по венам.

Настойчивые губы движутся ниже.

Ложатся беглым, дразнящим поцелуем в ложбинку на груди.

Как живая, неспешно распускается тесьма завязки, что удерживает ворот.

Белая ткань послушно тянется ниже. Это настоящее безумие — если не знать, что происходит на самом деле, кажется, будто моя рубашка движется и пытается сползти с меня сама. Потому что глаза видят лишь пустоту надо мной, выше. Но я знаю, что если бы потянулась к этой пустоте, обняла бы горячее, каменно-напряжённое тело. И одно только небо знает, как сильно хотелось мне это сделать.

Он останавливается раньше, чем моя грудь оказалась бы совсем обнажена. Щадит мою стыдливость. Пока.

Но зрелище уже сейчас слишком красиво в своей откровенной постыдности. И он замирает на мгновение полюбоваться. Я чувствую движение его взгляда по своей белеющей в полумраке коже так, будто трогает пальцами.

Ещё ниже.

Вздрагиваю, когда поцелуй через невесомую ткань обжигает живот. Ещё один. И ещё. И ещё. Цепочкой огненных искр, вокруг выемки пупка. Оглушительный грохот крови в моих ушах.

Сегодня он не планирует больше тормозить.

Я знаю, что ещё мгновение — и вся тяжесть его тела обрушится на меня, как стены дворца в землетрясение падают каменными глыбами на головы несчастным, и точно так же под его тяжестью будет погребена моя воля к сопротивлению. Я уже её теряю, чем дальше, тем сильнее путаюсь в охвативших меня эмоциях. Заражаюсь его огнём, его желаниями. Тем более, что желания эти так созвучны желаниям моего собственного тела, которое поёт и плавится под его губами, умоляя не останавливаться. Умоляя мой разум забыть обо всём и хоть раз в жизни просто пожить одними лишь чувствами.

Но я слишком хорошо знаю, в какую беду могут завести чувства.

Не одна и не две девочки приходили ко мне в хижину в слезах, умоляя дать каких-нибудь трав от последствий этих чувств. И уходили с такими отрешёнными лицами, будто жизнь их кончилась, когда я отказывала.

Мой брат иногда находил виновника и заставлял жениться, принять ответственность за свои поступки. Ни разу ничего хорошего не выходило из таких союзов. Девушки всегда оставались несчастными, потому что изначально доверились не тому человеку. Поверили в то, чего не было. Приняли за любовь простую похоть и жажду обладания.

Друиды слишком многое видят и замечают.

Друиды не могут себе позволить роскошь обманываться.

— Стой… я должна кое-что сказать… Послушай меня.

Он останавливается, его тяжёлое дыхание —

на моём животе. Сжимаю крепче колени. Это никак не помогает унять пожирающий изнутри огонь. Но я изо всех сил концентрируюсь на том, что должна сказать.

— Завтра я пойду к моему учителю, Гордевиду. Попрошу рассказать мне о том, что произошло шесть лет назад. Если поклянёшься не причинять ему вреда, возьму тебя с собой. Надеюсь, из этого разговора ты узнаешь ответы на все терзающие тебя вопросы. И поймёшь, что Таарн не заслуживает мести. В наших горах каждый находит то, что ищет, и каждый получает по заслугам. Ашайя пришла сюда со злом, и была наказана Таарном. Я… лишь надеюсь, что ты пришёл не с тем же самым. Потому что хочу верить, что твои пути с нашими разойдутся мирно, Чужак.

По сгустившемуся в воздухе напряжению понимаю безошибочно. Ему не нравится то, что я говорю.

Что я заговорила о таком в подобный момент.

Но в правильности того, что делаю сейчас, я уверена, кажется, больше, чем в чём бы то ни было за всю свою жизнь. Поэтому продолжаю бесцветно-ровным голосом. И знаю, что он слушает внимательно каждое слово.

— Есть ещё кое-что важное, что я хотела тебе сказать.

В комнате такая оглушающая тишина, что я слышу медленный стук собственного сердца. Кажется, оно замедляется так, что вот-вот остановится. Но я должна собрать все силы и закончить начатое.

— Цели, которые привели тебя сюда, какими бы они ни были, никогда не включали меня. И после — ничего не изменилось. Я… понимаю это. И ничего от тебя не прошу и не жду. Ты был честен со мной, когда говорил про свободу и жизнь без связывающих цепей долга. Я ценю это. Поэтому буду откровенной тоже.

Ждущий, цепкий, тяжёлый взгляд на своём лице ощущаю всей кожей.

Кот злится.

Мои слова нравятся ему всё меньше и меньше. А особенно то, как именно я их говорю. Но прости. Моя правда горька для меня самой прежде всего.

— Правда… состоит в том, что я люблю тебя. А ты меня нет. Поэтому отныне и до самого твоего ухода я запрещаю тебе прикасаться ко мне даже пальцем.

Тихое рычание. Рывок прочь.

Исчезает ощущение нависающего надо мной тела.

Прохладный ночной ветер врывается в пространство, которое раньше было заполнено чужим жаром, что вот-вот должен был обрушиться на меня и сжечь дотла. Но я опередила. Не допустила этого.

Не упала на самое дно бездны, из которой мне бы уже не было возврата.

Шлейф его магии почти вырывается из-под контроля, когда он уходит из моей комнаты, повинуясь моим словам. Но я успеваю ощутить отголосок его эмоций.

Он в бешенстве.

Я не понимаю, зачем так злиться. И почему. И на кого.

Не на меня он злится точно. Хотя бы это радует.

Скорее на ситуацию. Ну и пусть. Это хорошо. Я бы не хотела, чтобы мой котик сердился на меня.

Громко хлопает дверь. Против обыкновения Чужак забывает позаботиться о собственной бесшумности.

Какое-то время я слышу разъярённые метания туда-сюда за стеной, по моей кухне. Кажется, даже задевает мебель, раздражённо отодвигает со своего пути, и ножки стульев жалобно скрипят по полу.