Невинность и страсть
Шрифт:
Мария уходит выполнять заказ, а вместо нее появляется официант: ставит на стол чипсы и сальсу, наливает в стаканы воду.
Жажду узнать о Крисе больше — как о человеке и художнике. Едва остаемся вдвоем, пользуюсь удобным случаем:
— Значит, говорите на трех языках? Если часть года проводите в Париже, то должны знать и французский.
— Je parle espagnol, francais, italien, et j’aimerait beaucoup dessinez-vous a nouveau. Modele pour moi, Sara.
Французские слова льются с неподражаемой легкостью и звучат так изящно и сексуально, что в горле застревает комок, а по спине бегут мурашки.
— Понятия не имею, что вы сказали.
— Сказал, что говорю по-испански, по-французски
Глава 11
Крис хочет снова меня рисовать? Нет. Не рисовать. Он сказал «писать». Думаю, это подразумевает работу в его студии. От изумления лишаюсь дара речи. Горло пересохло, непослушные губы не в состоянии издать ни единого звука. Глухое молчание в ответ на стресс — реакция новая. Но стоит ли удивляться? У меня две крайности: беспомощная немота или неумолчная бессвязная болтовня — середины не дано. Слегка прищуриваюсь и с подозрением смотрю на Криса, который не сводит с меня глаз, однако не могу прочитать в выражении лица ничего, кроме напряженного внимания. Он ждет. Скажи же что-нибудь, молча приказываю себе. Что угодно. Нет! Не что угодно. Что-нибудь остроумное и очаровательное!
К счастью, от мучительных поисков достойного ответа спасает появление пива. С губ моих наконец-то слетает легкий вздох: Крис по-испански беседует с человеком, который принес бутылку. Возвращаюсь к поискам единственно верных слов, однако, так и не успев ничего придумать, оказываюсь вовлеченной в беседу.
— Сара, познакомьтесь с Диего, — приглашает Крис. — Он и есть первая половина названия «Диего Мария».
Пытаюсь сосредоточиться на разговоре с Диего — ровесником Криса, обладателем теплых карих глаз и безупречно ухоженной эспаньолки, однако не могу отвести взгляд от длинных пальцев своего спутника: он методично выжимает в пиво лайм. Наверное, глупо придавать излишнее значение рукам, но, с другой стороны, эти руки наделены особым, редким даром. От близости удивительного человека и — что греха таить — от нешуточного голода начинает кружиться голова, а потому предпочитаю молча слушать разговор и грызть теплые соленые чипсы с сальсой. Диего, кажется, собирается в Париж и спрашивает, где лучше остановиться и куда отправиться первым делом. Крис, в свою очередь, дружелюбно и подробно консультирует. В очередной раз поражаюсь его простоте: известный на весь мир художник-миллионер держится без тени высокомерия.
Появляется официант с заказанной едой, и Диего немедленно уступает ему место.
— Жаль, что мало удалось поговорить, — признается Крис. — Я вернулся из Парижа три недели назад и заходил сюда несколько раз, однако Диего застал впервые. — Он кивает в сторону моей тарелки. — Ну и как вам натюрморт?
С удовольствием вдыхаю густой аромат блюда.
— И выглядит, и пахнет поистине божественно.
Он берет лайм и выжимает на край тарелки.
— Попробуйте вот так: будет еще вкуснее.
— Ни разу не добавляла в такос лайм, но с удовольствием рискну.
Следую его примеру и радуюсь смене темы: беседовать о лайме намного безопаснее, чем отвечать на приглашение позировать.
— Прежде чем начнете есть, хочу предупредить: остро означает остро. По-настоящему остро. Так что если не уверены в собственных силах, лучше…
Я слишком голодна, чтобы прислушаться к мудрому совету. Подчиняясь опрометчивому требованию желудка, беру лепешку и открываю рот.
— Подождите! — восклицает Крис, однако поздно: остановиться я уже не в состоянии, даже если бы хотела это сделать. А я не хочу.
Огонь обжигает рот и стремительно
Крис поспешно придвигает свое пиво, и теперь я уже не отказываюсь. С жадностью хватаю бутылку, делаю несколько отчаянных глотков. Помогает. Теперь по крайней мере можно дышать. Пожар понемногу отступает.
— Не надо было говорить, чтобы принесли огонь.
Снова прикладываюсь к горлышку: холодный горький напиток облегчает муки. Сознание постепенно возвращается. Перевожу виноватый взгляд с полупустой бутылки на Криса. Сначала опозорилась, а потом бессовестно выпила его пиво. Ставлю остатки на его половину стола.
— Простите, совсем забылась. — Ну почему, почему рядом с этим человеком я постоянно веду себя по-дурацки?
Он улыбается и подносит бутылку к губам. Словно зачарованная, наблюдаю за движением мускулов шеи при каждом глотке. Отлично понимаю, насколько это интимно: вдвоем пить из одной бутылки. На месте его губ только что были мои. Он опускает пустую бутылку на стол и прямо смотрит в глаза. Напряженный взгляд красноречиво говорит, что я не одинока в своих мыслях.
— У вас настоящий талант заставать меня в самых неловких ситуациях, — бормочу хриплым голосом: наверное, подействовала острая пища… или сам факт существования на земле этого человека.
— Я же сказал, что предпочитаю считать это особым талантом вас спасать.
«Меня спасать». Эти слова он произносит уже второй раз; они звучат с особым смыслом, проникают в душу. Тотчас упрямо поднимает безобразную голову давным-давно подавленное чувство. Я не нуждаюсь ни в участии, ни в помощи! Разве не так? Но в самой глубине сознания, куда добралось слово «спасение», звучит ответ: «Да, да, да, спасение тебе необходимо! Ты хочешь, чтобы тебя спасали, чтобы заботились о тебе!» Выпрямляюсь и, держа руки под столом, на коленях, переплетаю пальцы. Молча пытаюсь укротить внутренний голос. Нет. Нет. Нет. Не хочу, чтобы кто-нибудь меня спасал. Не нуждаюсь в спасении ни сейчас, ни впредь — больше никогда.
Крис показывает в сторону кухни.
— Диего, можно повторить заказ Сары, только без огненного соуса?
После недолгого разговора по-испански он снова поворачивается ко мне и пристально смотрит в лицо, словно пытается прочитать настроение. Что ж, желаю удачи! Я и сама не понимаю собственных ощущений.
— Как поживает ваш рот?
Облизываю горящие губы, и он следит за мной темным тяжелым взглядом, от которого становится не по себе.
— Прекрасно, — бурчу в ответ. — Но вашей заслуги в этом нет. Могли бы предупредить, что блюдо зверски острое.
— Ясно помню, что предупреждал.
— Надо было проявить настойчивость. Я же жутко хотела есть.
— Почему в прошедшем времени? Разве чувство голода притупилось?
— Язык обожжен и уже вряд ли когда-нибудь вернется в нормальное состояние, и все же, конечно, голодна.
— И я тоже, — тихо, мягко говорит Крис. — Безумно голоден.
В горле пересыхает, теперь уже по-настоящему. Куда серьезнее, чем в те несколько раз, когда он заставлял меня испытать что-то подобное. В воздухе щелкают электрические разряды; странно, что нет искр. Каждой клеточкой ощущаю настойчивую близость этого человека, а ведь он даже не прикоснулся ко мне. Не помню, чтобы хоть раз в жизни мужчина действовал на меня подобным образом. Не хочу списывать свое впечатление на игру воображения и в то же время не уверена, что действительно готова принадлежать Крису. Еще недавно казалось, что не может быть ни малейшего сомнения, и вот внезапно все изменилось.