Невыносимая шестерка Тристы
Шрифт:
— Верно.
— Так что давай начнем, — говорю я, а затем шепчу ей на ухо. — Только ты и я в течение следующих пяти минут.
Она отворачивает голову от моего шепота, но я чувствую, как ее грудь сжимается, а мышцы живота напрягаются. Мне нравится ощущать то, что я делаю с ней.
— Ненавижу тебя, — рычит она, но все же заводит мотоцикл и трогается с места, а я улыбаюсь, положив подбородок ей на плечо.
Взаимно.
Закрыв глаза, сжимаю ее до тех пор, пока не убеждаюсь, что она не сумеет вырваться.
Тепло разливается внизу моего живота, и я обнимаю Лив бедрами, ощущая ее повсюду.
С Айроном такого чувства не было. Она пахнет как — я подношу нос к ее коже за ухом — как одно из тех традиционных парфюмерных масел, популярных в магазинах хиппи, где они поглощают весь кислород, сжигая благовония, а потом удивляются, почему у них нет покупателей.
Но мне нравится этот запах на ней. Она пахнет вишневыми леденцами и… летом. Я еще сильнее наклоняюсь к ней, задевая носом ее кожу.
— Трахни меня или прекращай, — говорит Оливия, бросая на меня еще один хмурый взгляд через плечо. — Это не смешно.
Я улыбаюсь, но не показываю ей этого. Я отворачиваюсь от ее шеи, но полностью не отстраняюсь, когда мы въезжаем на территорию залива. Этот район был включен в состав Сент-Кармена в 1942 году, но его жители признали это, только когда их заставили указать свои адреса в заявлении о приеме на работу. Для них залив Саноа все еще жив, и если кто-нибудь скажет, что они временно проживают здесь, то знайте: их семьи укоренились на этой земле с XVI века. Никто не переезжает в эту дыру по собственному желанию.
Лив пролетает мимо заросших дворов и сворачивает на грязную дорогу, редкие уличные фонари освещают темную дорожку, наконец мы добираемся до центра, где находится «Мариетта», небольшой мотель, заправочная станция, бар и магазин автотоваров, в котором детишки могут кормить аллигаторов зефиром, пока их родители ждут замены масла.
За магазином проходит длинная улица, стоят дома и прячущиеся среди деревьев полуразрушенные особняки старых землевладельцев, до того как те уступили свою землю Сент-Кармену.
Лив останавливает мотоцикл, и во всех направлениях залива начинается бурная деятельность. Огни украшают «Мариетту», где компании мужчин и семьи наслаждаются ужином и пивом, а двери в автомастерскую открыты, и оттуда доносится песня «Сrimson and Clover».
Я спрыгиваю с мотоцикла и сразу же направляюсь к бару.
— Мне нужен презерватив из мужского туалета, — сообщаю я, но, прежде чем выключает двигатель, она хватает меня за руку.
— Не отсюда.
Почему?
Я поднимаю голову.
— Убери свои руки от меня. Ты согласилась на это. Или, точнее… Сама предложила это.
Еще мгновение Лив не отрывает взгляд от моих глаз, а затем все-таки отпускает
— Плевать. — Она качает головой и припарковывает мотоцикл. — Иди.
Развернувшись на пятках, я достаю телефон и открываю заметки. Я слышу ее шаги позади себя, но успеваю подойти к двери до того, как она сможет передумать и снова схватить меня.
Я открываю деревянную дверь, внутри играет какой-то классический рок, когда мне в нос ударяет запах сигарет, жареной еды и гниющего дерева.
Люди оборачиваются и смотрят на нас: две женщины, играющие в дартс, несколько человек в баре, парни, столпившиеся вокруг двух бильярдных столов и явно не принявшие душ после работы. На мгновение я останавливаюсь, любуясь красным неоновым освещением бара и деревянными столами с облупившейся фанерой, окруженными разномастными стульями. Я тут же представляю себе свою маму, сжимающую сумочку и отказывающуюся садиться здесь из опасения испачкать свою белую блузку.
Бармен — худая, крашеная блондинка с отросшими темными корнями, одетая в черную футболку, с какой-то татуировкой вокруг внешней стороны глаза, прищуривается.
— Лив, что ты делаешь? — спрашивает она, и в ее голосе слышится скорее предупреждение, а не вопрос.
— Ей нужно, эм, в туалет, — радостно отвечает ей Лив.
Девушка вновь смотрит на меня, а затем вздыхает и машет рукой, после чего возвращается к подсчету кассы.
— Тебе не нужно присматривать за мной, — бормочу я. — Я знаю, что залив Саноа сделали собственный лист. Что в нем?
Она не отвечает, а я не оборачиваюсь. Сначала замечаю коридор справа и предполагаю, что там находятся туалеты. Я иду туда.
Мне правда хотелось узнать, какой у нее мусор в списке. Школа использует шаблон, который разработали поколение назад, но каждый год его совершенствуют, идя в ногу со временем и все такое. Поскольку он одобрен школой, все «официально» играют по нему. Если спросят.
Однако это не означает, что кто-то из нас в самом деле использует его. Мне все еще нужно сделать фото с незнакомцем, а их здесь довольно много.
Засунув руку под футболку, я использую ее как перчатку, поворачивая дверную ручку мужского туалета.
Поворотная ручка на двери туалета. Это верный признак того дерьма, которое я найду внутри. Антисанитари-и-и-ия.
Открываю дверь, петли скрипят, и я оглядываюсь. Три писсуара распложены на стене справа от меня, плитка в пятнах после многолетнего использования, и две кабинки, одна без двери, находятся напротив них, отражаясь в зеркале.
Что-то врезается в стену кабинки, а потом я слышу какой-то звук, но никого не вижу.
Дверь закрывается, я делаю шаг внутрь. Лив входит следом за мной, и я не уверена, защищает ли она их от меня или меня от них, но это и неважно. Мои друзья поймут, куда я ушла. Они скоро будут здесь.