Незабытая: отчаянное сердце. Книга 2
Шрифт:
Я заметила, как Гулльвейг в панике попыталась воззвать к Шамикаль, коснувшись красной ленточки на правом запястье, и ужаснулась, когда та ожидаемо не ответила. Я слышала крики остальных членов моей стаи, но держала глазами заметившего меня «волка», чей образ поплыл в огненном мареве.
Когда тварь кинулась на меня, несмотря на кажущуюся немощность задних конечностей, Велерус, выставил передо мной облаченную в камень руку и принял укус на себя. Затем раздалось скуление; попал метательный нож Сфинкса. По другой стороне помещения Сайрис уже спешно выводил Гулльвейг и как только они вдвоем покинули тесное пространство,
Мне стало очень страшно, словно бы я снова пережила первую встречу с обращенным Сфинксом, чьи глаза были алыми. Я призвала огонь и обрушила его на «волка» вперед пониманию; упрямо смотрела на то, как монстр визжал, в агонии мечась от стены к стене вдоль окна в моем пламени, и испытывала странное чувство. Мне казалось, что сейчас в огне торжествовала справедливость.
Битва закончилась быстро. По крайней мере, я не ощутила течения времени. Мыслями я вернулась из огня, слез, непознаваемых мною криков и боли, когда уже сидела на потрепанном кресле около не до конца вышитой работы с изображением ясного летнего неба и яркого солнца над лесом. Я не помнила, как оказалась здесь.
Моргнув, я огляделась.
Рядом со мной, облокотившись к стене, стоял Сфинкс. В его руках я разглядела перчаточную куклу из белого льна с головой волка и разными по цвету пуговицами вместо глаз; одна была желтой, а другая – алой.
– Случайно заметил под кроватью и успел прихватить вместе с упавшей тобой до того, как там все сгорело, – сказал Сфинкс, заметив на себе мой взгляд. Он усмехнулся, повертел передо мной своей куклой и задумчиво сказал, – теперь я понимаю, почему некоторые волки так боятся огня… Ты как?
Я не ответила и отвела взгляд.
Внутри было… пусто. Я не понимала, что со мной происходит. Когда меня начало трясти, я посмотрела на свои руки и уронила в ладони пару слез. Как я? Я не знала. При мне была моя амуниция, но я видела сажу на белых стенах около входа в комнату, где произошло что-то ужасное. Огонь и очередное помутнение памяти, где появилось что-то новое: крики, слезы, боль… чья-то и моя. Это давно забытое старое?.. Только осознание последнего помогало мне понять, что все это было не от животных, сгорающих, когда надо мной в лесах брал верх Солар.
По дому ходила стража. С ними говорила Гулльвейг, перемежая слова слезами. Она, наверное, уже прочитала молитву над останками погибшей некогда выжившей, если, конечно, там хоть что-то осталось… Рядом с ней стоял Сайрис; он обнимал ее и то и дело поглаживал по плечам. Когда она заходилась новой волной, говорить начинал Велерус. Он держал в руках заляпанный запекшейся кровью очередной слегка ограненный синеватый камушек.
Опять эта руда… Точно такая же, какая была в монстре и Бласе. А я снова не увидела нитей магии вокруг Тиелы, пока она была еще жива, хотя и догадалась, что внутри нее был этот проклятый камень! Неужели эту руду насильно вживляли живым существам, чтобы она выдерживалась в них, словно… хмель перед выпечкой хлеба?!..
И тут я вспомнила об истории возникновения этого острова. Гибель часто связана с кровью. Кровь – это компонент, ресурс, сила… она напитала горы этого острова после смерти Д’Зота. Если получившаяся спустя многие годы синяя магическая руда изменяла животных обитателей острова,
Я невольно посмотрела на Сфинкса. Он уже убрал свою куклу в сумку и смотрел на меня беспокойно. Я должна была немедленно взять себя в руки! Сейчас не время и не место для эмоций! Он наверняка не одобрял это, поэтому смотрел так…
Но вместо того, чтобы успокоиться, я схватилась за голову и широко распахнула глаза, уставившись в пустоту. Этим я заслужила касание к плечам, которых не сразу заметила, но которые желала ощущать и впредь. Мне было плевать на жизни тех, кто пал, случайно оказавшись на пути магического новатора. Мой шрам на груди заныл давно забытой болью, сердце сжалось от мысли о том, откуда у кукловода мог быть доступ к крови Сфинкса?.. Я ведь видела флакон с красным содержимым в том подвале с кучей трупов!
Вторая попытка совладать с собой увенчалась успехом, и я опустила руки, покивав Сфинксу в знак благодарности и того, что уже чувствовала себя в порядке. Я не слышала его слов, хотя очень хотела – у меня просто не получалось, но я упрямо ответила, что и правда, похоже, перенапряглась от частого использования магии крови.
Глаза мои высохли, я нахмурилась и ударила себя в грудь, чтобы боль физическая заглушила иную, странную. Стража удалилась, прихватив с собой камень и, слава лесу, не испытав нужды в общении со мной. Пока хмурый Велерус, шмыгающая носом Гулльвейг и уставший на вид Сайрис переговаривались со Сфинксом, я продолжала напряженно думать. В Сфинксе была кровь того, от одной мысли о котором у меня внутри все горело от злости. Он сам говорил, что физически и магически Као находился в нем, и это сковывало власть последнего. Об этом мне когда-то намекал и Солар. Но если при создании своих «шедевров» кукловод использовал и магическую руду, и кровь Сфинкса, то есть, Као, значит ли это, что кукловод все-таки как-то связан с «Шаан»?.. Сфинкс давно не обращался, чтобы кто-то мог успеть увидеть и сделать куклу его второго облика, причем, с разными глазами.
Вся эта ситуация с «вживлением» – что руды, что крови, – напоминала мне прочитанные в библиотеке попытки создания «живого» артефакта. Выходит, что сбежавший «эксперимент», Сфинкс, получился, но слегка иначе?.. Раз он до сих пор не превратился… в то, что я сожгла. И как позволить существу внутри него воплотиться, чтобы не допустить того воплощения, что я наблюдала некоторое время назад?!.. Я должна была додуматься до того, чтобы использовать полный контроль над кровью Тиелы раньше, чем итог эксперимента над ней перешел в стадию «съедающего» воплощения!
– Кажется, мы где-то пропустили куклы Лекты и Сайриса, – сказал Сфинкс, выдергивая меня из мыслей упоминанием моего имени.
– Мы все уже осмотрели, – пожал плечами Велерус. – Разве что у трактирщика спросить. Там ведь убирались до того, как мы пришли.
– Будет тебе, ты ничего не могла сделать, – заботливо говорил Сайрис, не отпуская от себя Гулльвейг.
Она уже не плакала, но выглядела подавлено, а глаза все еще блестели от слез.
– Шамикаль не отозвалась…
«Понятно, почему», – поджала губы я, пытаясь избавиться от все еще преследовавшего меня запаха крови.